Читарь огляделся, пошёл вдоль стен: давно тут не был. Он, как и я, любопытен до крайности, всё интересное и необычное его возбуждает.
Он долго рассматривает малую фигуру, лежащую на втором верстаке возле стены. Мне кажется – она смотрит на него, они глядят друг другу в глаза.
– Нравится? – спрашиваю я.
– Истинно говорю, ты великий мастер.
Я беру кронциркуль, измеряю ширину плеч малой фигуры, диаметр головы.
– Это модель, – объясняю. – Большая фигура будет такая же, с теми же точно пропорциями.
– Параскева?
Я не ответил.
Он не первый раз спрашивал, а я всегда отмалчивался.
Появление Щепы сопровождалось шумом и суетой: сначала он позвонил и объявил, что вот-вот подъедет и что мне следует открыть ему ворота; далее, вкатившись во двор на громадном белоснежном внедорожнике, он оглушительно посигналил, возвещая о своём появлении всю деревню, а возможно, и соседние; наконец, вытек, явно натренированным длинным движением, из машины и встал возле неё, опершись локтем и красиво дымя сигаретой, но музыку не выключил, и она грохотала из салона, пока я сходил с крыльца.
Голубоглазый, сильный мужчина в расцвете лет, с ног до головы модный: легкомысленно зауженные брючки, лёгкое пальто-пыльник, явно сшитое по фигуре, полированные ногти, много золота на шее и запястьях, что придаёт облику некоторый цыганский колорит; очень спортивный, очень на вид здоровый, очень благополучный; гарантированно вызывающий зависть у подавляющего большинства самцов, оказавшихся рядом, – таков был Щепа, мой родной брат, второй, после Читаря.
– А где куры? – спросил он вместо приветствия.
– Сигарету убери, – сказал я.
Щепа ухмыльнулся, но окурок бросил на землю и затушил каблуком.
– Кур нет, – сказал я. – При чём тут куры?
– Ну, – Щепа обвёл рукой двор, – ты же деревенский. Все деревенские заводят кур.
– А, понял, – сказал я. – Ты издеваешься.
Он захохотал.
Я отвык от его высокомерного грубого хохота, и сейчас вздрогнул и опустил глаза – неприятно было смотреть, стыдно. Не за себя – за него.
Он обошёл вокруг “Каравеллы” Читаря, пнул колесо.
– Отличный образец, – провозгласил. – Самодвижущийся примус эпохи первичного разграбления России. Твоя?
– Моя, – ответил Читарь, вышедший на крыльцо.
Увидев его, Щепа помрачнел и стушевался, и сразу стал похож на того, кем и был всегда: на мошенника и проходимца.
– Ты тоже здесь, – произнёс он грубо. – Ну и хорошо. Так ещё лучше.
Читарь сошёл с крыльца – и мы трое обнялись, коротко прижавшись друг к другу, лбами ударившись: братья всё-таки.
Но обнявшись – тут же разошлись, отворотив глаза.
– А чего это вы в костюмы вырядились? – спросил Щепа. – Хороните кого?
– Наоборот, – ответил я.
– Ага, – сказал Щепа. – Понял. Очередной ремонт очередной гнилой деревяшки. Так чего, в дом позовёте? Или здесь говорить будем?
– В доме, – сказал я.
– Подождите, – сказал Читарь, с любопытством оглядывая белый джип. – Что тут за мотор?
– Триста лошадей, – значительно сказал Щепа.
Читарь уважительно поднял брови.
– “Горе сходящим во Египет помощи ради, – процитировал он, – уповающим на лошадей и на колесницы: суть бо много, и конническое множество много зело; и не быша уповающе на святаго Израилева, и Бога не взыскаша”.
Щепа выслушал, кивнул.
– Нет, – ответил, – лучше так: “Явился им конь со страшным всадником, покрытый прекрасным покровом: быстро несясь, он поразил Илиодора передними копытами, а сидевший на нём, казалось, имел золотое всеоружие”.
Я рассмеялся.
– Ага, – сказал. – Знаем мы твоё золотое всеоружие.
Тут, в свою очередь, засмеялся Читарь, а Щепа нахмурился.
– Пошли вы к чёрту оба, – сказал он.
В доме Щепа сразу сел на табурет, вытянул длинные ноги, извлёк новую сигарету.
– Не кури, – попросил я, – по-людски прошу. Тут опилки везде.
– Вот именно, – ответил Щепа и попытался щёлкнуть зажигалкой. – В голове у тебя опилки. Как у Винни-Пуха из того мультфильма…
Но я успел раньше: выхватил из его пальцев зажигалку и сигарету из зубов, швырнул в угол; Щепа вскочил; мы сцепились.
Я был сильнее его, работал на фабрике и каждый день таскал тяжести, а он – нигде не работал.
А главное – духа не было у него, совсем, одни очертания остались.
Я хотел сломать ему руку или хотя бы палец – однако Читарь встрял и разнял нас; Щепу решительно оттолкнул к дальней стене.
– Ну спасибо, братишки, – ядовито проскрежетал Щепа, держась за мизинец, который я ему всё-таки повредил. – Встретили хлебом-солью!