«Вик потеет, — подумал он. — Боится, что я обвиню его».
— Меня там не было, Алек, — почти умолял Хансбро. — А если бы и был, всё равно бы, наверно, не остановил Дейва. Спроси Фица.
— Дейв решил, что Локхарт сбежал из тюрьмы, — хмуро добавил Фиц. — Или задумал что-то недоброе. Стрелять по лошади Локхарта он не приказывал. Всё как-то само собой случилось. Я не успел и глазом моргнуть.
Вэггоман знал, как прозвучит его голос. Холодно и отстранённо.
— И ты помогал держать Локхарта, пока Дейв пытался отстрелить ему руку?
Глава 19
— Ей-богу, не виноват! — заволновался Фиц. — Откуда ж мне было знать, что у Дейва на уме! Он — босс!
Ожидание затягивалось. Ждали с тревогой и даже страхом. Хансбро — потому что дело могло обернуться концом долгого пребывания на ранчо. Фиц — потому что смутно чувствовал всю серьёзность случившегося.
— Расскажи ещё раз. Всё, — бесстрастно распорядился Вэггоман.
Они рассказывали, а он слушал. Там, в долине у Китайского ручья, под Южным пиком, ему был знаком каждый камень. Картина глупости сына вставала перед невидящими глазами. Старик слушал, и отчаяние возвращалось. То, чего он так боялся, случилось. Ничего не кончилось, всё только начиналось.
Своей безрассудностью Дейв сам начал смертельную вражду с чужаком, за которым стояли теперь все силы и возможности «Полумесяца». Иллюзий не осталось. Покалечив такого человека, как Локхарт, сын открыл счёт.
— Дейв поехал в город один? — спросил Вэггоман.
Фиц неловко переступил с ноги на ногу; ржавые шпоры на сапогах тихонько звякнули.
— Да, — неуверенно ответил он.
— Куда отправился Локхарт? На ранчо?
— Да, сэр.
— Вы правильно сделали, что дали Локхарту коня, — холодно сказал Вэггоман. — А теперь берите свежих лошадей и поезжайте в город. Оба. Дейв, когда ему поправят руку, наверняка попытается напиться. Останови его, Вик. Если понадобится, свяжи.
— Алек, ему это не понравится, — пробормотал Хансбро.
Сдерживаемый гнев прорвался, и Фиц услышал такое, что замер в испуге, выпучив глаза и позабыв закрыть рот.
— Никогда больше не говори мне, что нравится, а что не нравится Дейву! Если он, выйдя от дока Селдона, не вернётся домой сразу же, если начнёт пить и бузить, привяжи его к лошади или брось связанного в фургон! Ты понял меня, Вик?
Не меньше поразил Фица и смиренный ответ Хансбро.
— Я всё сделаю, как ты скажешь, — невнятно пробурчал управляющий.
— Да уж сделай! — сурово предупредил Вэггоман.
Фиц как будто окаменел и только пялился в спину старику, когда тот, повернувшись, направился к дому. Опомнился он лишь тогда, когда над ухом прогремел хриплый голос Хансбро.
— Приготовь лошадей!
Потом Алек Вэггоман долго сидел в старом мягком кресле, укрытом потёртой бычьей шкурой. Пустой, невидящий взгляд упирался в потускневший диск солнца над западным горизонтом. Он уже тысячу раз измерил шагами кабинет и, казалось, целую вечность простоял у окна, погруженный в тяжкие мысли. Не найдя облегчения, он даже рассматривал такой вариант, как поездка в «Полумесяц», но в конце концов отказался от него.
Что может сказать отец о глупости сына? Что возразит острой на язык Кейт, если та начнёт вспоминать старые обиды? Что ответит на холодный приём и оправданный гнев Локхарта?
Ранчо притихло. Работники старались не шуметь. «Наверно, — решил Вэггоман, — ждут, чем это всё закончится, как отзовётся содеянное Дейвом». Он слышал, как погнали на пастбище лошадей, как умывались вернувшиеся с пастбищ мужчины. Все они тайком поглядывали на одинокую фигуру в кресле на веранде. Повар позвал к ужину, но Алек Вэггоман не шелохнулся. Зажав между пальцами давно потухшую сигару, он сидел, придавленный ощущением своей полной, сводящей с ума беспомощности, невозможности хоть как-то повлиять на будущее.
Дейв не сможет удержать ранчо. Теперь Вэггоман понимал это. Придёт время — и оно уже близко, — когда и он не сможет его удержать. И что тогда?
А если так, то в чём был смысл этих тяжёлых, полных борьбы, жестокости и непосильной работы лет? Неужели всё зря? Снова и снова старик задавал себе этот горький вопрос. Ради чего он жил? В последние месяцы заменой слабеющему зрению стал обострившийся слух, и потому Вэггоман первым услышал топот копыт несущейся во весь опор лошади.
Он поднялся, чувствуя, как бежит по жилам холодок, верный предвестник большой беды. Никто не стал бы так беспощадно гнать лошадь, если бы спешил с добрыми вестями.
Старик стоял на нижней ступеньке, всё ещё держа остывшую сигару, когда яростный, пугающий топот стих в нескольких шагах от дома. Теперь Вэггоман различил в застилающем глаза тумане взмыленную, хрипящую, с раздувающимися ноздрями лошадь и спешившегося всадника.