Не поступил ли он неосторожно, сделав сегодня такие покупки? Вчера шурин, ясное дело, что-то заподозрил. Не зря же он заметил:
— Можно подумать, тебе достался главный выигрыш в лотерее!
Не хотелось Малуэну смотреть и в сторону откоса, где скала казалась черным, чернее самой темноты пятном. Он никогда не предполагал, что этим чемоданом будет заниматься столько народу. Но, может быть, самое сильное впечатление на него произвел не инспектор Скотленд-Ярда, а старик Митчел с его замашками хозяина. Такой человек, спроси он, скажем, у Малуэна адрес отеля или магазина, наверняка дал бы ему на чай. И стрелочник взял бы!
Возможно ли, что у Митчела нет больше ни гроша?
Эта мысль льстила Малуэну и в то же время смущала его. В довершение всего газетная заметка кончалась фразой, которая врезалась Малуэну в память:
«У Брауна жена и двое детей, которые живут в Ньюхейвене и, по всей видимости, ничего еще не знают».
Перед его взором стоял Браун, в мятом плаще, поношенном костюме, стоптанных ботинках. Он представлял себе дом, построенный на обрыве в Ньюхейвене, похожий на его собственный на обрыве в Дьеппе, разве что чуть побогаче, да и то вряд ли.
Малуэн открыл запрошенный третий путь, выпил чашку обжигающе горячего кофе. Он заметил на набережной инспектора Молиссона, разговаривавшего с англичанкой, которую после полудня встретил на улице.
Малуэн задыхался. Он чувствовал, что должен что-то сделать. Был момент, когда ему захотелось открыть шкафчик и выбросить чемодан в море.
А толку что? Нет, это ничего не изменит. Будь у него хотя бы уверенность, что через неделю-другую, когда все успокоится, он сумеет найти его на том же месте! Но чемодан унесет отливом, или он погрузится в ил, или зацепится за якорь какого-нибудь парохода.
Казалось, он не думал о Брауне. Он не хотел о нем думать. И тем не менее все его мысли неизменно возвращались к сараю. Он так часто рыбачил по ночам, что знал, насколько и когда поднимается уровень моря.
Ему чудился шелест прибоя о гальку, он вдыхал запах смолы, которой покрыл свою плоскодонку, и был уверен, что Браун уже перепачкал свою одежду.
Жандармы наверняка осмотрели пещеры в скале. Но они явятся снова. Проходя мимо сарая, кто-нибудь из них, может быть, пнет ногой стену и скажет: «А вдруг он здесь?»
— Взламывать дверь они не имеют права, — сказал вполголоса Малуэн.
Но если человек в сарае вдруг чем-то выдаст свое присутствие, разве жандармы станут раздумывать? Хорошо это будет или плохо? И упомянет ли Браун о стрелочнике?
Когда пароход из Ньюхейвена вошел в порт, Малуэн не обратил внимания на его маневры. Он ничего не видел, кроме игры света и тени. И ничего не слышал, кроме звонка, подававшего сигнал о переводе стрелок.
Все остальное сливалось в неясный гул.
Не решался он смотреть и в сторону своего дома, где уже давно погас свет. В сарае достаточно инструментов, чтобы взломать замок. Если Браун знает, что деньги у Малуэна, он, скорее всего, подумает, что стрелочник спрятал чемодан у себя дома.
Комиссар, стоя у входа в морской вокзал, окидывал взглядом каждого пассажира, и Малуэн чуть было не подошел к нему. Может, наказание будет не слишком строгим? Судимости у него не было. Все бросятся его защищать. Но чемодан, конечно, отберут! И место свое он потеряет!
Он будет вынужден, подобно Батисту, что-то мастерить, продавать рыбу на улицах или делать что-нибудь в том же роде. Анриетте придется вернуться на работу, и она будет злиться на отца. А жена — без устали повторять:
— Вот что получается, когда хочешь быть всех умней!
Шурин будет на седьмом небе от злорадства. Эрнест и тот перестанет его слушаться.
Если б он мог спуститься хоть на несколько минут в «Мулен-Руж», он бы напился. Даже с Камелией пошел бы, лишь бы доказать себе, что он еще здоровый и сильный мужчина.
Малуэн видел только двух жандармов. Но когда ушел парижский скорый, стали заметны блуждающие огни карманных фонарей, и он понял, что поиск продолжается. Патруль прошел мимо поста стрелочника, и луч света скользнул по железной лестнице.
Только спустя часа два он заметил огни фонарей на противоположной стороне гавани, буквально в ста метрах от его дома.
— Человек голоден! — процедил сквозь зубы Малуэн и тут же добавил:
— С этим нужно кончать!
Провести еще несколько ночей так, как он провел три последних, просто немыслимо. Он еще не знал, что сделает, но решил обязательно что-то предпринять. Если бы не его идиотская служба, Малуэн немедленно отправился бы к сараю, но пост без присмотра оставлять нельзя.
Приняв решение, Малуэн почувствовал, что на душе стало легче. Он взглянул на часы — до смены оставалось три часа, и он прождал их. Рыбный рынок открылся еще затемно. Занимался день, ясный и холодный. Сменщик явился в промерзшей одежде, из носа у него текло.
— Порядок?
— Порядок.
Ничего заранее не обдумав, Малуэн прошел по торговой улице, где только что открылась колбасная, купил колбасы, две коробки сардин, кусок паштета и опасливо оглядел себя в зеркало на стене.
На рынке он завернул в кабачок и попросил наполнить голубой бидончик разливной водкой.
9
Возможно, за ним наблюдают в бинокль. Так нередко делают рыбаки, выбирая сеть недалеко от берега. Заметят черную точку на скале или у ее подножия и говорят:
— А вот и Малуэн пошел за крабами.
И если руки не заняты сетью, берут бинокль — он у них всегда наготове — и рассматривают берег.
В перламутровом свете рождающегося дня виднелись три рыбачьих баркаса — два с коричневыми парусами, один с голубыми.
Малуэн шагал к сараю с тем внешним спокойствием, за которым скрывается страх. Да, он испытывал страх, как если бы ему предстояло что-нибудь трудное — разговор с высоким начальством или выступление на митинге.
В такие моменты голова особенно ясна. Все видишь, все слышишь и в то же время вроде бы раздваиваешься.
Вставляя ключ в замок, Малуэн как бы видел себя со стороны или в зеркале.
Можно было приоткрыть дверь на несколько сантиметров, швырнуть в сарай еду, снова запереть его и уйти. Можно было просто удалиться, оставив дверь открытой. Он уже перебрал в уме столько вариантов, что потерял к ним интерес.
Поступит он так или иначе, цель одна — лишь бы что-то сделать. Что — не имело значения. Просто он знал: отступать поздно.
Ключ повернулся легко: Малуэн бережно относился к своим вещам, и замок был смазан. Для начала стрелочник приоткрыл дверь и уставился в полумрак, где вырисовывался нос плоскодонки, которую он перекупил у одного рыбака, промышлявшего треской.
Все было тихо. Ни звука, ни шороха. Малуэн не уловил даже движения воздуха, всегда выдающего присутствие живого существа.
Тогда он приоткрыл дверь пошире, в сарай ворвался свет, и в то же время в нос ударило острым запахом человеческих нечистот. Малуэн нахмурился и внимательно осмотрел все, что окружало лодку, стоявшую на деревянных катках. Справа — бочонок со смолой, слева — груды корзин, и всюду, до самых дальних уголков, форменный хаос — разбросанные доски, ящики, якорь, пеньковые тросы, старые банки.
«Душновато здесь», — подумал он.
Ему никогда не доводилось оставаться в сарае при закрытых дверях, и его раздражала едкая вонь, но он снова и снова обшаривал глазами стены.
Машинально, просто потому, что он за этим и пришел, Малуэн вынул из кармана колбасу и положил на плоскодонку, то и дело оглядываясь по сторонам — не высунется ли где рука или нога.
— Господин Браун… — заговорил он так, как если б встретил знакомого.
Рядом с колбасой легли обе коробки с сардинами.
— Послушайте, господин Браун, я знаю, что вы здесь. Сарай принадлежит мне. Если бы я хотел вас выдать, то сделал бы это еще вчера…