– Значит, не узнаёшь, – констатировал я. – А ведь ты убил меня три года назад.
На лице бизнесмена отразилась напряжённая работа мысли.
– Авария на фабрике «Eatburg Inc.», – подсказал я.
Блант всё ещё смотрел на меня со смесью ужаса и непонимания.
А ведь я отлично помню, как он сидел в зале суда, высокомерно игнорируя вопросы прокурора. Он даже рта ни разу не открыл. За него всё сделали адвокаты и деньги.
Он попросту не помнил тех, кто погиб в тот день. Даже назови я имя брата, ничего бы не изменилось. Да и неудивительно – воротилам вроде Бланта нет дела до тех, кто погиб по их вине. Кому захочется запоминать список, состоящий из многих тысяч имён?
– Ты что-то напутал, – сказал он, потянувшись к коммуникатору. – Ты вломился не в тот дом, парень.
Он несколько раз задел сенсор, но ничего не произошло. Я безразлично наблюдал за его попытками вызвать охрану. Электронные мозги коммуникатора поджарились минуту назад, так что помочь Бланту мог разве что Всевышний.
И вряд ли Джордж знал, что значит молиться.
– Никто не придёт, – сказал я. – Мы одни.
Теперь Блант испугался по-настоящему.
– Да чего тебе надо от меня, урод?!
Он попытался подняться на ноги, но получил удар в живот и скрючился у моих ног, пытаясь вдохнуть хоть немного воздуха.
Я не стал отвечать. Все три последних года мне хотелось, чтобы он, как я, ощутил себя беспомощным. Чтобы понял, что вся его власть, все его деньги ничего не значат, и что он может подмять под себя государственные законы, но от кармы ему не уйти. Уверен, он уже частично уловил мысль. Но почему же мне наплевать?
– Тхебе… кхонец… – выдавил Блант и попытался схватить меня за ногу.
Я перехватил его запястье и раздавил в механической руке. Плоть порвалась, кости жалобно хрустнули, сустав превратился в пожёванное крошево. Мужчина взвыл и тут же потерял сознание.
Он лежал передо мной, такой жалкий, беззащитный – заурядный человечишко, вызывающий разве что брезгливость, но никак не благоговение или страх. И оставить бы его, чтоб доживал свою жалкую жизнь, да нельзя. Неправильно это. Несправедливо.
Я достал из своего инъектора один из баллончиков и вставил его в инъектор Бланта. Спустя пару секунд покалеченный миллиардер с шумным вздохом пришёл в себя и снова заорал, но я заткнул его, отвесив смачную оплеуху.
– Знаешь, изначально я планировал просто убить тебя, – медленно проговорил я. – Но теперь у меня появилась идея получше.
Схватив Бланта за ногу, я поволок его на третий этаж. Престарелый бизнесмен осыпАл меня проклятиями, вопил от боли и пытался брыкаться, но кроме него самого это никому проблем не доставляло. Я не торопясь протащил его по лестнице, затем по коридору и вошёл в комнату, где лежала связанная миссис Блант.
Усадив Джорджа в кресло, я повернул его так, чтобы он видел жену. Бланта от переизбытка адреналина била дрожь, он судорожно моргал и обливался по;том. Орать и угрожать он перестал. Должно быть, до него дошла серьёзность моих намерений.
Прежде чем начать, я достал из-под одежды пистолет, наклонился к бизнесмену и сказал:
– Сначала я лишу тебя того, кто тебе дорог.
* * *
В моём городе уже лет пятьдесят не бывает темно. Как только дневной свет меркнет, его легко замещают рекламные экраны, вездесущие вывески и прожектора, посылающие в небо холодные ксеноновые лучи. В некоторых кварталах из-за этого даже убрали уличные фонари: разноцветные огни вкупе с люминесцентной краской и без них загоняют тени глубоко в подворотни. Даже в грязном, поражённом преступностью Муравейнике не так-то просто найти тёмный угол.
Только в одном районе до сих пор сохранилось понятие ночи. В Пентхаусе. Живущая в здешних особняках элита не очень-то любит, когда ей мешают спать, так что улицы засажены кустарниками и деревьями, которые скрадывают шум и закрывают почти весь свет. Лишь по едва слышному фону можно понять, что через несколько километров, у подножья холма, располагается мегаполис с населением в почти девяносто миллионов человек.
Эти тишина и темнота буквально бесили меня. Я изо всех сил старался соблюдать спокойствие, но получалось плохо.
Всё не так. Совсем не так, как должно было быть. Блант получил по заслугам, но мне ничуть не полегчало! Наоборот, стало хуже: к жажде мести я привык, но теперь, когда она свершилась не так, как задумывалось, в голове всё перемешалось. Моё сознание будто раскололось надвое. Одна часть радовалась достижению цели, а другая не видела в содеянном смысла. Да что со мной?