Я медленно подошел к входу, готовый в любой момент обратиться в бегство. Никто меня не окликнул. Я встал спиной к стене, рядом с любителями оперы, и закурил. Прошла минута... другая... Я уже собирался уходить, когда услышал свое имя, произнесенное прерывистым женским голосом. Сначала я не узнал ее - но потом все-таки вспомнил: Соня!
Я спросил, что она делает в Вене. Она ответила, что проводит здесь отпуск. Вид у нее был до смерти напуганный. Разумеется, я ей не поверил.
- Как вы узнали, что я в Вене - и именно в этой гостинице? - спросил я.
- Я вас видеть на улице - вы шли в гостиница.
Весьма неправдоподобно.
- Так что же вы хотите. Соня?
В глазах у нее сквозило отчаяние. Она спросила, не знаю ли я, где Алекс.
- Сначала расскажите, как вы оказались в Вене. Вы ведь здесь не в отпуске, правда?
Однако Соня настаивала на своей версии. Она заламывала руки и все время оглядывалась. Вдруг я понял: ее послали, потому что она знала меня и могла показать советским агентам, которые наверняка находились где-то поблизости, чтобы меня идентифицировать. Получив же приказ встретиться со мной. Соня решила воспользоваться случаем и расспросить меня об Алексе.
Несмотря на это, я не видел никакой нужды быть с ней жестоким и сказал, что давно не имею вестей от Алекса.
Услышав такой ответ, Соня едва не разрыдалась. Она не произнесла слова "любовь", но все было ясно и без того.
Они встречались в Париже, затем переписывались, но вот уже длительное время ее письма оставались без ответа.
Помнится, во время моего последнего визита в Москву Алекс заметил: "Соня стала относиться к нашей связи слишком серьезно". Видя, в каком она горе, я обещал напомнить о ней Алексу, как только его увижу. Она слегка улыбнулась, кивнула и ушла так же внезапно, как и появилась.
Я сразу же позвонил в Лондон, но был вечер пятницы, и дежурного на телефоне не оказалось. Тогда я позвонил своей жене и попросил ее вылететь в Вену утренним рейсом. Поскольку связника у меня не было, я подумал, что в случае необходимости можно передать информацию в Лондон через нее.
На следующий день, когда мы с ней мирно сидели на освещенной осенним солнцем террасе гостиницы, мне вдруг захотелось собрать вещи и улететь с ней домой, в Англию. Я никогда не говорил ей о своей работе - и никогда не был так близок к тому, чтобы обо всем рассказать. Я мог бы попросить ее взять с собой в Лондон одно письмо. Она никогда бы не узнала его содержания, да и адрес на конверте ничего бы ей не сказал. Но она была сильно простужена и сказала, что Эндрю тоже нездоров, и я решил не взваливать на нее чужую ношу. Впрочем, даже если бы она и опустила письмо в почтовый ящик в Лондоне, мне все равно пришлось бы ждать ответа в Вене, где за мной уже следили русские агенты. Я с горечью вспомнил, как Алекс спрашивал меня в Париже, остаться ему или нет, а я тогда ответил, что решать ему самому.
Теперь была моя очередь принимать решение - рассчитывать ни на кого не приходилось. Ничто не вынуждало меня возвращаться в Будапешт, не поступило никаких приказов - я должен был действовать так как считал правильным.
Это воскресенье не стало для меня днем мира и отдыха: я был настолько взвинчен, что совсем потерял аппетит и старался только сохранять внешнее спокойствие и веселость в присутствии Шейлы, которая пересекла полЕвропы, чтобы повидаться со мной. Пока мы гуляли с ней по Кернтнерштрассе, мне казалось, что мысли буквально стучат в моей голове - я даже был удивлен, что она их не слышит.
В понедельник Шейла улетела в Англию. Пора было принимать решение. Я не хотел ехать в Будапешт - инстинкт подсказывал мне, что следует остаться, но неумолимая логика диктовала другое: если я не появлюсь на своей первой частной выставке, это сильно повредит моей коммерческой репутации, только благодаря которой я и могу попасть в Советский Союз, чтобы выручить Алекса.
Подъезжая к границе, я много раз готов был повернуть назад, но, переехав ее, оставил все колебания позади и быстро покатил в Будапешт. Именно в этот день, когда я мчался по залитой солнечным светом дороге, они и арестовали Алекса.
Первым, кого я увидел в гостинице "Дуна", был Амбрус. Он встретил меня очень тепло и, прежде чем я успел поставить на пол чемоданы, предложил поехать в гости к своим дедушке и бабушке, которые жили на одном из тихих и живописных дунайских островов. "Они будут рады с вами познакомиться", заверил Амбрус.
Мне не улыбалась мысль о посещениях тихих островов: я сказал, что все будет зависеть от графика моих деловых встреч. Однако Амбрус знал, что на следующий день никаких встреч у меня не предвиделось, и предложил поехать в десять утра. Я согласился: "Очень хорошо - значит, в десять". Рано утром я позвонил знакомому бизнесмену - ив десять часов мог в полном соответствии с действительностью сказать Амбрусу, что у меня появились дела и поездку придется отложить.
В два часа дня я вернулся в гостиницу и, снова наткнувшись на Амбруса, пригласил его пообедать со мной.
- Есть одно очень хорошее место, где можно пообедать: у паромной станции, - предложил он. - А потом мы поедем к моим дедушке с бабушкой.
- Отлично, так и сделаем, - ответил я. - Правда, не знаю, будет ли у меня время поехать в гости к вашим дедушке и бабушке. Мы решим это после обеда.
Я посадил его в свою машину. В безлюдном месте за городом он показал мне на узкую, спускающуюся к реке дорогу, сквозь деревья был виден какой-то старый дом - и никакого парома. Я затормозил, сказав, что на этих ухабах можно повредить машину. Амбрус вышел и принялся кричать что-то по-венгерски. На мой вопрос, к кому обращены эти крики, ответил, что зовет паромщика. Вскоре из-за деревьев появился какой-то старик. Между ним и Амбрусом завязалась беседа, а я тем временем развер нул машину в сторону главной дороги. Когда Амбрус подошел ко мне, я заявил, что мы потеряли слишком много времени и лучше пообедать в городе.
И вот наступает пятница второго ноября. Весь день я с моими водителями привожу в порядок автопоезд, который стоит в парке Варошлигет. Мы планируем открыть выставку в пять часов и начать ее с приема, который будет происходить в павильоне, неподалеку от стоящего среди деревьев автопоезда. Угощение должен организовать главный администратор гостиницы "Дуна" - я же завершаю последние приготовления в автопоезде, стремясь добиться, чтобы все там было безупречно.
Прием удается на славу. Длинные столы уставлены аппетитными закусками, спиртное течет рекой. Присутствует много представителей венгерских предприятий.
Венгры - большие любители выпить. Я вожу их к автопоезду группами по два-три человека, а затем мы возвращаемся к столу. Произносится множество тостов и комплиментов. Время еще раннее - около семи часов, - как вдруг, словно по команде, венгры начинают расходиться, и вскоре у заставленных бутылками столов остаемся только мы с Амбрусом.
Когда мы спускаемся по ступенькам павильона, небо уже темнеет. Царит полная тишина. Ощущение опасности, которое я испытывал с того момента, как впервые увидел Амбруса, резко обостряется.
Менее чем в ста ярдах от себя я вижу стоящий среди деревьев автопоезд и знаю, что не доберусь до него.
Но все это уже в прошлом. А сейчас мой самолет идет на посадку в Нортхолте.
Кругом множество дружеских лиц, однако самое главное еще впереди. И наконец, на исходе этого удивительного дня, оно наступает - самое-самое главное.
Я дома.