– Иисус, – сказал Иосиф.
– Иисус, сын Иосифа, так?
Сын Иосифа? Иосиф колебался несколько мгновений, после чего кивнул:
– Так. Сын Иосифа.
Ребе удовлетворенно хмыкнул и проговорил:
– Да пребудет с вами благословение Господне. Боль скоро пройдет.
Когда же Святое Семейство (именно так принято называть семью Иосифа и Марии) покидало синагогу, старый трясущийся человек, почти слепой, подошел к ним и, так сказать, нюхом своим определил, кто они. Слабо вскрикнув, он упал на колени и заговорил. Мария с Иосифом думали, что услышат нечленораздельное бормотание, но старик произносил слова со страстью, ясно и четко:
– О, ныне отпускаешь ты раба твоего, Господи, с миром, по слову твоему, потому что видели очи мои спасение твое, которое ты приготовил перед лицом всех народов, свет к просвещению язычников и славу народа твоего Израиля. – После этого он поднялся с колен и, внимательно посмотрев на Иосифа, Марию и младенца, сказал: – Слава Господу, ибо видели его очи мои. Вы смотрите на меня так, словно я безумен. Но ведь недаром знание, полученное от Господа, именуют безумием. Я – Симеон, человек, который долго ждал прихода Спасителя. И я вижу дитя, что лежит на падение и на восстание многих в Израиле и в предмет пререканий… – Здесь Мария задрожала, Симеон же продолжал, глядя на нее: – И тебе самой меч пройдет сквозь сердце. Да, сердце.
Мария же, прижав плачущего младенца к груди, отпрянула к Иосифу, который обнял ее за плечи.
– А теперь я могу умереть, – продолжал Симеон, – и умереть с радостью в сердце, оттого, что очи мои видели его. Отпусти же ты раба твоего, Господи, с миром, по слову твоему. По слову твоему…
Иосиф робко благословил старца от имени сына. Да, от имени сына, должно нам так говорить, а ребе лишь печально покачал головой, глядя на толковника и книжника Симеона, после чего Святое Семейство вернулось в стойло, которое они начали уже воспринимать как свой дом.
Тем временем приспешники Ирода вели тихую, но напряженную беседу с людьми, которые занимались переписью, и офицер-сириец, глядя в глаза одному из них, лысому тощему чиновнику, негромко проговорил:
– Нам нужны все имена. Даже имена новорожденных.
– Даже новорожденных?
– Да. И, если откровенно, именно новорожденными мы и интересуемся.
– Любую вашу просьбу, – начал чиновник, – относящуюся к процедуре и результатам переписи, мы готовы исполнить со всем возможным тщанием.
Офицер ухмыльнулся и, не глядя на чиновника, произнес, четко выговаривая слова:
– Никаких просьб. Только приказы. Приказываю вам передавать нам все интересующие нас сведения.
– О, понимаю! Приказы. И вас интересуют дети, особенно – новорожденные. Я понимаю.
Уже после полуночи Иосиф проснулся от скрипа двери, ведущей в стойло. Мария и младенец продолжали спать. В стойле, потрескивая, горела лампада, заправленная бараньим жиром, но теперь внутренность стойла озарилась более мощным светом, идущим снаружи. Раздался извиняющийся голос и звон металла. Иосиф вскочил и набросил плащ. Мария проснулась, ребенок же не шелохнулся. В дверях стоял крупный темнокожий мужчина – ему и принадлежал извиняющийся голос. Увидев родителей и младенца, мужчина сказал:
– Вы должны понять меру нашего удивления, вы, святая женщина, и вы, мужчина, на коем почиет благословение Господне! Мы не ждали, что найдем вас в таком месте. Но теперь мы осознаем справедливость данного выбора. Ни в каком ином месте мы и не могли вас найти. Только так: не в славе и почестях, а в самом униженном и самом скромном положении. Ведь все грехи, весь ужас мира станут его ношей.
Вслед за первым говорящим в дверях появился второй, за ним виднелся третий. Иосиф разглядел их в неверном свете лампады – оба, всего вероятнее, принадлежали к сильным мира сего, аристократы, иностранцы. Правда, не израильтяне, а скорее язычники. Темнокожий обратился к Марии:
– Тебе же меч пройдет через самое сердце.
Мария в ужасе задрожала. Второй вошедший достал из-под накидки небольшие свертки:
– Примите наши дары! Их нельзя разглядеть в темноте вашего жилища, но у вас будет время разглядеть их во время странствий.
– Странствий? – воскликнул Иосиф. – Каких странствий?
– Здесь золото, – продолжал ночной гость, – подарок, достойный царственной особы; здесь и ладан как атрибут божества, а также мирра, горчайшая из трав, – она горечью насытит чашу, которую он призван будет испить.
– Так что за странствия?
– Именно! Странствия! – повторил темнокожий незнакомец. – Мы не только принесли вам наши дары. Мы должны вас предостеречь. Вам надлежит немедленно покинуть Вифлеем. Уезжайте из Палестины. Как можно быстрее покиньте царство Ирода. Царь знает о рождении нового правителя, нового пастыря народа Израилева, и не успокоится, пока не убьет его…