Да, ей даже группу дали — инвалидка умственного развития с самого детства.
И что девочке делать? Маша рассказывала, что в интернате детей учили не так даже школьным знаниям, как вполне внятным делам: клеить картонки, ящики сколачивать, так некоторые, наиболее продвинутые вперед дети в дальнейшем могли именно этим и заниматься. Или, к примеру, стать грузчиком, если сила позволяла.
А Валя умела только рисовать. Нет, она научилась читать, считать. И даже иногда книжки почитывала. Что она в них понимала, вопрос другой, и это вовсе ее личное дело.
Но рисование! Это единственное, что она любила делать. Мария Евгеньевна такое наказание придумала: пока не выучишь уроки, не разрешу рисовать. Она даже в куклы не играет, жаловался Евгений Алексеевич, телевизор иногда смотрит, а в куклы не играет. И всегда подчеркивал: но рисует она хорошо, я иной раз не понимаю, что она там нарисовала, но всегда чувствую: это хорошо. Странно, жаловался он знакомым, как неравномерно Господь раздает способности: умному и волевому человеку эти бы Валины способности, он бы непременно стал известным художником. Видно, Господь работает вслепую, прости меня, грешного.
Впрочем, Машины родители недолго и прожили после приезда Вали. Года через три помер Евгений Алексеевич, а вскоре за ним следом устремилась и Елена Андреевна. Видать, так и не смирились с Машиным выбором: вместо нормальной семейной жизни — девочка-инвалидка умственного труда с самого детства. И Маша это понимала. Когда пришли Валины успехи, она вздыхала: жаль, папа и мама не дожили до этого дня.
Значит, остались вдвоем. Учительница младших классов и девочка-инвалидка. Копеечная зарплата и полукопеечная пенсия. Да, а Валя к этому времени начала краски осваивать, и уверяют, что все это дорого: краски, кисти, холсты. То есть молодая совсем женщина согласна была недоедать, носить выношенные одежды, не знать личной жизни ради этой вот девочки.
С чем у них было хорошо — с жилплощадью. Советовали: поменяйся, приплату получишь. Сколько-то лет прокантуетесь. Но нет. Большая светлая комната — Валина мастерская. А на двоих две комнаты — нормально.
Два года Маша ходила в кружок рисования при Доме культуры. Там был хороший учитель. Мария Евгеньевна говорила: как художник он так себе, но вот именно хороший учитель, и он не говорит, делай, как я, а учит, как пользоваться красками и прочему, ну, чему учит художник своих учеников. И он подтверждал Марии Евгеньевне, что у девочки большие, а может, и, очень большие способности, и, когда перед праздниками в Доме культуры устраивали выставки рисовальных достижений, он всегда выделял свою ученицу Валю.
Более того, когда девочке было лет, что ли, четырнадцать, он устроил отдельную Валину выставку — ну, вот только ее, и ничьи более, картинки.
Все, кто видел эти картинки (и попозже), уверяют, что на них ничего не понять, но они такие яркие, что прямо-таки глаза слепят.
Нет, трудно рассказывать о том, чего сам не видел, и это понятно, мало кто из соседей пойдут в Дом культуры смотреть картинки девочки, про которую точно известно, что она с некоторым приветом. Нет, конечно, кто-то ходил, а иначе откуда было бы известно, что ничего не понять, но глаза слепит.
Года через два художник честно признался, что больше ничему он Валю научить не сможет и пусть она немного поразвивается самостоятельно, а через годик-другой посмотрим.
Да, а к тому времени умерли родители Марии Евгеньевны, Валя закончила пять классов — а дальше хоть расстреляйте, хоть она трижды будущий Репин, тянуть не имеем права и не будем.
И Валя стала свободной птичкой. Да, но птичкой не поющей, а рисующей. Что характерно, забот у Марии Евгеньевны в то время стало поменее: она знала, что Валя дома и никуда не выйдет. А будет без передышки рисовать. Даже забудет пообедать, если Мария Евгеньевна задержится в школе.
Что даже и неплохо, в смысле забудет про еду. С одной стороны, нет риска с газом, с другой — девочке полезно поменьше есть. Поскольку она не бегала с другими детьми, не занималась физкультурой, а весь день сидела и рисовала, помаленьку стала не только полненькой девушкой, но даже и толстушкой.
Не забыть бы, Валя носила очки с очень толстыми стеклами, и потому глаза ее казались маленькими-маленькими.
Жили они, значит, бедно — учительская зарплата и Валина пенсийка. Но подробнее. Сперва проели оставшуюся от отца сберкнижку, потом Мария Евгеньевна продавала драгоценности Елены Андреевны, а потом книги, которые всю жизнь собирал Евгений Алексеевич.