— Мне жаль вас разочаровывать, инспектор. В жизни не встречал этого человека.
— Вы не откажетесь пройти вместе со мной и взглянуть на него?
— Если это вас успокоит — пожалуйста. Всегда готов оказать вам услугу.
Инспектор с отсутствующим видом сунул руку в карман и достал пригоршню монет, будто бы собираясь убедиться перед уходом, что у него есть мелочь. Шестипенсовик скользнул у него между пальцев и покатился по гладкой поверхности стола по направлению к Миллеру. Тот непроизвольно подставил руку, чтобы монета не скатилась на пол. Он неуклюже словил ее рукой в перчатке и положил на стол.
— Скользкие штучки, — заметил он невозмутимым, вполне дружелюбным тоном.
Денни словил монету правой, а не левой рукой.
В машине, пока они ехали к моргу, Денни повернулся, беззвучно выдохнул воздух, что у него означало смех, и проговорил:
— Увидел бы меня сейчас кто-нибудь из моих парней, так и пяти минут не прошло, как они мчались бы уже со всех ног в Саутгэмптонский порт. И пожитки не стали бы паковать.
— Ну мы бы и сами все запаковали и назад доставили.
— Небось думаете, вы нас всех под колпаком держите? Хотите поспорим? Ставлю пять против одного в долларах — нет, лучше в фунтах, — пять против одного, что в ближайшие пару лет вам никого из нас не засадить. Не хотите? Ну и правильно делаете.
Когда Миллер подошел к телу убитого, Грант, как ни старался, не смог уловить ни тени волнения на бесстрастном лице Денни. Холодные серые глаза Миллера равнодушно, почти без всякого интереса оглядывали мертвеца. И Гранту стало ясно, что, даже узнай Миллер этого человека, надеяться на то, что он себя выдаст словом или жестом, было совершенно напрасно.
— Нет, — повторил Денни. — Не видел этого человека никогда в… — Он вдруг замолчал, а потом воскликнул: — Да нет, я его видел! Черт, дайте-ка вспомнить! Где это было? Где? — Ладонью, затянутой в перчатку, он стал хлопать себя по лбу.
«Неужели это игра? — подумал Грант. — Если так, то очень талантливо сыграно. Хотя от такого, как Миллер, другого ожидать было трудно».
— Нет, никак не вспомню! Я даже говорил с ним! Имя его я вряд ли знал, но говорил с ним — это точно!
В конце концов Гранту пришлось отказаться от дальнейших расспросов — ему еще предстояло судебное заседание. Но Миллер никак не мог успокоиться. Сознание, что его подвела собственная память, приводило его в бешенство — такого с ним еще не случалось.
— Никогда не забываю лица, — твердил он упрямо. — У меня память на лица как у шпика.
— Если вдруг вспомните — позвоните. А пока не выполните ли вы одну мою небольшую просьбу? Снимите, пожалуйста, перчатки.
Глаза Денни мгновенно вспыхнули и сузились, как щелка прицела.
— Это что еще за дела? — отрывисто произнес он.
— Да почему бы вам их не снять?
— Откуда мне знать, что вы задумали?
— Послушайте, — добродушно проговорил Грант. — Всего минуту назад вы готовы были заключить пари. Ну вот, я согласен. Снимите перчатки — и я вам скажу, выиграли вы или проиграли.
— А если проиграю?
— Вы же прекрасно знаете, у меня нет на руках ордера на ваш арест, — с улыбкой произнес Грант, спокойно встречая пытливый взгляд острых глаз-щелок.
Денни перестал упрямиться, и на лице его снова появилось вызывающе беззаботное выражение. Он снял правую перчатку и протянул Гранту руку. Грант молча кивнул головой. Тогда Денни проделал то же самое с левой рукой, сунув при этом правую в карман пальто. Предложенная Гранту левая рука была чиста, цела и невредима.
— Вы выиграли, Миллер. Честно выиграли, как настоящий спортсмен, — сказал инспектор.
В тот же миг правый карман на пальто у Денни перестал оттопыриваться.
— Дадите знать, если вдруг на вас найдет озарение и вы вспомните. Идет? — сказал на прощание Грант.
— Можете не беспокоиться. Я не допущу, чтобы собственная память безнаказанно меня подводила.
Грант перекусил и отправился на предварительное слушание. Присяжные, быстро, в один присест завершив самую неаппетитную часть своей работы — ознакомление с трупом, — вернулись на свои места. Вердикт был известен заранее; им не нужно было ломать над ним голову. Теперь они могли целиком посвятить себя захватывающему занятию: слушанию всех подробностей самого нашумевшего из недавних преступлений из уст очевидцев. Грант глядел на них с иронией и благодарил Всевышнего, что ни его дело, ни его жизнь не зависят от их умственных способностей. Вскоре он и вовсе позабыл об их существовании и предался наблюдению за развертывающимся перед ним фарсом — опросом свидетелей. Его всегда поражал контраст между мрачными событиями, о которых шла речь, и комическими типажами самих свидетелей. Он давно знал все эти типажи наперечет, но ему никогда не надоедало наблюдать, до чего четко они выдерживали каждый свою характерную роль. Вот констебль, тем вечером несший дежурство у очереди: он весь блестел и сиял, в особенности его потный лоб! Он был предельно точен в своих показаниях и несказанно доволен собой. Вот Джеймс Рэтклиф — типичный добропорядочный домовладелец, которому претит неожиданная шумиха вокруг его имени и очень не по вкусу сам факт причастности к неблаговидному делу. Но, как честный гражданин, он полон решимости выполнить свой долг до конца. Такие люди, как он, являлись главной опорой законности и порядка. Инспектор знал это как никто другой и отнесся к нему с расположением, хотя тот ничего полезного для дела не сообщил. Он заявил, что не терпит очередей, и, пока еще было светло, читал, потом открылись двери, началась давка, и чтение пришлось прекратить. Затем настала очередь его супруги, которую инспектор видел плачущей и простертой на постели. Она, как и в тот раз, прижимала платочек ко рту и явно рассчитывала, что после каждого вопроса ее будут подбадривать и успокаивать. Ее допрашивали дольше всех, ведь она стояла непосредственно за убитым мужчиной.