Бросив последний взгляд на квартиру, ощущает странную меланхолию. Почему-то жаль избавиться от страданий. Несомненно, жалость — от его отношения к старичку. Но решает — это лучшее, что может сделать для него. Хочется быть скорей веселым, чем печальным, но это трудно. Теперь он, ставший наконец другим, сочувствует тому, кем был недавно. Закрывая дверь и спускаясь по лестнице, он уже совсем другой.
Теряется в ночи. Ему кажется, что хромает меньше, шаги — легче. Он невесом. На ходу смотрит на свое отражение в витрине. Не похож на человека, истребившего свою семью. Конечно, не правы те, кто утверждает, что лицо — зеркало души. У убийцы может быть добродушное лицо, взгляд проповедника, кроткий вид. Всю жизнь он был боязливым, старался быть незаметным. А теперь, хотя он другой, его черты не изменились. Перед витриной примеряет разные улыбки. От той, что кажется ему блаженной, до той, что считает порочной. Спрашивает себя, какой будет отныне его настоящая улыбка.
Усталость. Скорей психологическая, чем физическая. Удивлен, что так реалистично увидел во сне убийство. Тем не менее реальность сна заставила понять, что массовых убийств не требуется для осуществления главной части его плана. Сейчас он расскажет о нем девушке.
51
Кровь из телевизоров не пачкает. Во всяком случае, не физически. Морально — пачкает. Но совесть может быть непромокаемой, и некоторых не трогает такая картинка. То же самое с огнем. Взрыв, крики о помощи. Но огонь не распространяется: это нетеплопроводное ощущение. Если только ты не такой чувствительный, чтобы метаться в жару от этих картин. Таких неженок вообще нет. Если телекадры и вызывают жар, то только от многочасового сидения перед «ящиком».
Проходя мимо магазина с телевизорами на витрине, человек из офиса видит ту самую автозаправку в тот момент, когда она взлетает на воздух. Черный столб дыма над огненным шаром. В огне — бензоколонки, машины, мини-маркет, круглосуточный бар, мужчины, женщины, обломки пластика, металла и куски плоти.
Текст на экране сообщает, что это эксклюзивная съемка, девушка, работавшая на автозаправке, заранее сообщила о том, что сделает. Записала себя на мобильник, говорила прямо в камеру. Спокойно шевелит губами. Витрина мешает услышать голос, но, должно быть, он такой же тонкий, как ее губы.
Он узнает размноженную на всех экранах девчонку. Это рыженькая. Девчонка и все одинаковые ее близнецы на экранах обращаются к нему.
52
Он поговорит с ней. Скажет еще раз: ему не важно, что обретающий жизнь во влажной темноте ее чрева ребенок не его. Откроет ей свой план. Если он разыскал ее, скажет он ей, это потому, что рядом с ней чувствует себя человеком. Секретарша сотворила чудо, заставив ощутить себя лучше, чем он есть. Если бы это было не так, он не смог бы разработать такой надежный план.
В следующем квартале киоск, желтый мигающий свет под блочным домом. По мере приближения все громче звучит кумбия. Различает танцующих ребят и девчонок. Все пьяные. Он уже не боится пройти перед киоском, пройти сквозь эту компанию.
Идет решительно, готов к бою. Хотел бы, чтобы девушка увидела его со сжатыми кулаками, грудь вперед, твердый шаг. Как гладиатор — говорит себе. Отрыгивания. Ругательства. Гладиатору наплевать на смех, звучащий под музыку. Проходит сквозь компанию, но никто его и не замечает. Замедляет скорость, идет неторопливо, с горящими мужеством глазами. Толкнул танцующую девушку, но она и не посмотрела на него.
Испуган, что компания его не замечает. Если его нет для других, значит, нет и его мужества. Делает вывод: раз нет мужества, значит, это еще один сон. Мучает мысль, что эта ночь может оказаться опять видением. Остановился перед блочным домом, высматривая свет в ее окне.
Два коротких звонка на домофон. Ответа нет. Ждет. Жует заусеницу на левом указательном пальце. Снова один звонок, подлинней. Спрашивает себя, сколько времени прошло между двумя короткими и длинным звонками. Потоптался у дверей. Нужно было подождать. Теперь отсчитал по часам три минуты. Снова звонит: один, два, три и один — подлинней. Отсчитал пять минут. Пять долгих минут. Спрашивает себя, дома ли она. А если дома, почему не отвечает. Может, она с кем-нибудь еще? Подумал о шефе. Говорит себе: она беременна от шефа. Шесть минут. Беременна от шефа, и тот убеждает ее сделать аборт. Ожидание невыносимо. Восемь минут. Может, уже сделала аборт. Что объясняет стену непонимания между ними.