18 января 1942 г. <…> Я рада за Зину. Их в ансамбле теперь кормят три раза в день. Отобрали карточки, и хоть она одна покушает, и то хорошо. Утром дают кофе со сгущенным молоком, хлеб, сахар. На обед три блюда — суп, каша на молоке или с маслом, компот. И вечером опять суп, чай. За день 300 г хлеба. Вчера выступали в Смольном перед Ждановым и другими, так накормили досыта: 600 г хлеба, обед, ужин из трех блюд, куда входили две тарелки каши полные с жиром и мясом. Давали бутерброды со шпротами, которые принесла домой и угостила нас. Она приехала в
12 часов ночи. Мы уже спали, и, когда она стала все рассказывать, мне стало ужасно нехорошо, слюна подкатывалась к горлу, и я не могла спать, всю ночь промучилась. <…>
Когда началась война, мне было 20 лет. Тогда моя фамилия была Ершова. В музыкальном училище я заканчивала класс флейты. Поначалу мы не придавали такого значения событиям, совершенно не думали, что война столько времени, столько лет продлится. Но очень скоро, когда начались наши отступления, когда наши покатились назад и мы не успели опомниться, как враг подошел к городу, вот тогда мы поняли, что нас ждут тяжелые времена. Мы были в шоке. Потом начали урезать хлеб, стали пропадать продукты. С продуктами уже ноябрь был очень тяжелый. Ледовая дорога еще не работала, нас снабжали еле-еле-еле-еле.
Я поступила на завод, чтобы получать рабочую карточку — по ней давали больше хлеба. Работала сверловщицей на заводе — дырки сверлила в щитах для танков. И у меня кожа на руках начала трескаться. Начальник цеха, узнав, что я музыкант, перевел меня в ОТК [отдел технического контроля] проверять снаряды. Работали в несколько смен. До дома идти было далеко. Случалось попадать в бомбежки, в обстрелы. А в голове одна мысль: «Господи, скорее бы до дома добраться». Сначала мы все-таки были бодрые, а потом, честно-то говоря, какая-то тупость появилась. Люди умирали. Вот идешь по улице, а перед тобой человек хлопнулся, подойдешь — мертвый, ну что, пошел дальше. Как-то поздно, часов в 12, возвращалась домой — я на Лиговке жила тогда, — вошла в парадную, чувствую, нога что-то задела, смотрю — труп лежит. Ну что, перешагнула через него и пошла. <…> У меня потери начались с января 1942-го года. Сперва муж моей тети умер, потом тетя умерла, потом другая, в марте умерли мама и сестра. Я осталась с племянницей — больше никого не было. <…> Плакала ли я, когда вот так, даже без гроба, в одеяле положила маму в траншею? Переживала, конечно, но все-таки черствость какая-то была. <…> Ну, поплакала. Потом я по-настоящему плакала, когда мы в оркестре играли Чайковского. <…>
21 июля 1941 г. Приказ.[35]
Полагать на трудовых работах с 14 июля следующих товарищей с сохранением среднего заработка. [Подавляющее большинство в списке составляют артисты БСО — 36 человек.]
25 июля 1941 г. Приказ.
Все мужчины, работающие в Радиокомитете, способные носить оружие, зачисляются в роту резерва. Занятия производить через день с 7 до 9 часов утра. [Среди перечисленных — 39 музыкантов БСО.]
11 сентября 1941 г. Приказ.
По сигналу «В. Т.» [ «Воздушная тревога»] приказываю всем работникам Комитета, не состоящим в формированиях МПВО [Местной противовоздушной обороны], переходить в газо- и бомбоубежища.
28 октября 1941 г. Приказ.
Завтраки, обеды и ужины выдаются столовой по соответствующим карточкам и разовым талонам. <…> Завтраки и ужины обеспечиваются лишь сотрудникам, занятым на производстве или дежурящим по МПВО в течение данной ночи.
19 ноября 1941 г.
Ленинградский Радиокомитет (ул. Пролеткульта, 2) снабжается тепловой энергией от теплосети Ленэнерго. В настоящее время ввиду недостатка угля теплоцентраль не может обеспечить подачу воды требуемой для минимального нагрева помещений температуры (входная температура воды не более 40°). Кроме того, приходится считаться с возможностью, в случае повреждения линии, полного прекращения подачи горячей воды. Вместе с тем радиовещание должно проходить безостановочно, без перебоев, и ни под каким видом не может быть прекращено. В Комитете имеются помещения, требующие определенной температуры по техническим соображениям. К таким помещениям относятся: аппаратная, аккумуляторная, цеха записи на воск, на шоринофон, магнитофон и др. Недостаточное тепло в этих цехах приведет к техническим авариям, выводу из строя ценной радиоаппаратуры и тем самым к срыву вещания. Помимо того, для обеспечения бесперебойного художественного вещания необходимо поддерживать нормальную температуру воздуха в студиях, где работают артисты — певцы, чтецы, оркестр и хор. Все это заставляет Радиокомитет просить [у] Вас разрешения на установку в некоторых своих помещениях временных железных печек.
33
34
Приведенные документы сосредоточены в Центральном государственном архиве литературы и искусства Санкт-Петербурга (ЦГАЛИ СПб.), частично — в архиве «ТРК „Петербург“ (Радио „Петербург“)».
35
Приказы, хранящиеся в архивах, как правило, объединены в хронологическом порядке в отдельное дело. Это освобождает от необходимости каждый раз давать ссылку на источник: зная дату, найти приказ не сложно. Другие документы снабжены необходимыми ссылками.