— Кто-то взял его, — сказала она.
— Элберт?
— Может, и Элберт.
— Я тебе не верю! Это ты сама взяла!
— Ты говоришь глупости!
Его глаза поползли вверх, к ее лицу, медленно, словно два ползущих по стене червяка.
— Это ты их стащила из-под матраса! — он стукнул кулаком по постели для подтверждения своих слов. — Я не такой дурак!
— Но глупости говоришь. Зачем мне твой парик?
— Потому что ты не хочешь, чтобы я снимал девочек. Ты ревнуешь!
Она резко рассмеялась, но в этих звуках не было ни тени веселья. Я взглянул на ее лицо — оно пошло пятнами и застыло, словно парализованное. — Мой сын взволнован, — сказала она, — он плетет глупости!
Я повернулся к Фрицу.
— Почему ты считаешь, что это мать взяла твой парик?
— Сюда больше никто не заходит, только мы с ней. Я сразу понял, что это она.
— Ты спрашивал ее?
— Я боялся...
— Мой сын никогда меня не боялся! — заявила миссис Сноу. — Он прекрасно знает, что я не брала этот идиотский парик! Должно быть, его взял Элберт Свитнер. Я сейчас припоминаю, он был тут месяц назад...
— Простите, миссис, но месяц назад он сидел в тюрьме. Вы уже достаточно свалили на Элберта, — в повисшей тишине было слышно наше дыхание. Я повернулся к Фрицу:
— Ты мне говорил, что это Элберт велел тебе похоронить капитана Броудхаста. Ты на этом настаиваешь?
— Элберт при этом был, — поколебавшись ответил он, — он спал в сарае, за охотничьим домиком... Он говорил, что проснулся от выстрела... Хотел увидеть, что будет дальше... Он помог мне копать, когда я пригнал бульдозер...
Миссис Сноу, протиснувшись мимо меня, встала над Фрицем:
— Но ты же не отрицаешь, что Элберт велел тебе сделать это?
— Не-ет... Это ты мне велела... Ты сказала, что об этом просит Марта...
— Это Марта убила капитана Броудхаста? — спросил я.
— Не зна-аю... Меня там не было. Мамочка разбудила меня среди ночи и сказала, что я должен хорошенько закопать его, иначе Марту приговорят к смерти... Посадят ее в газовую камеру... — он обвел взглядом стены тесной комнатки, словно и сам был в газовой камере и ждал смерти. — Она велела мне свалить все на Элберта, если кто спросит...
— Ты с ума сошел! — взорвалась миссис Сноу. — Я тебя брошу на произвол судьбы, если будешь рассказывать такие гадости! Тебя посадят в тюрьму или сумасшедший дом!
«Кто знает, не окончат ли там свои дни эти двое», — подумал я, а вслух сказал:
— Не давай себя запугать, Фриц! Тебя не посадят в тюрьму за то, что тебе приказала делать мать.
— Я не позволю! — выкрикнула она. — Вы восстанавливаете против меня сына!
— Это самое лучшее, что я могу сделать, миссис. Под видом опеки вы сделали из него козла отпущения.
— Должен же кто-то опекать его... — ее голос зазвучал хрипло и печально.
— Наверное, посторонний человек отнесся бы к нему лучше, — я обратился к Фрицу:
— Что случилось утром в субботу, когда Стенли взял у тебя мотыгу и лопату?
— Взял мотыгу и лопату... — повторил он. — Когда он уехал, я заволновался и пошел наверх, посмотреть, что он делает. Стенли копал в том самом месте, где был похоронен его отец...
— И что ты сделал?
— Вернулся на ранчо и позвонил ей, — его влажные зеленые глаза остановились на матери. Она выдавила из себя какой-то странный тихий звук, перешедший в шипение.
Не обращая на нее внимания, я спросил:
— А что ты делал в субботу вечером, Фриц? Ездил в Нортридж?
— Не-ет... Я весь вечер лежал в постели...
— А где была твоя мать?
— Не зна-аю... Она дает мне снотворное, когда оставляет меня вечером одного...
— Элберт звонил в субботу вечером?
— Да-а... Я снял трубку, но он хотел поговорить с ней...
— О чем они говорили?
— О деньгах. Она сказала, что у нее нету...
— Да заткнешься ты или нет!
Миссис Сноу замахнулась на сына. Хоть он был больше, моложе и наверняка сильнее ее, но отскочил и, поскуливая, сжался в углу кровати. Я схватил женщину за руку, вытолкнул ее в кухню и закрыл двери комнаты, где Фриц зашелся истерическим плачем. Она облокотилась на кухонный столик рядом с раковиной и крупно дрожала, словно в доме вдруг стало холодно.
— Это вы убили капитана Броудхаста, миссис?
Она молчала, словно парализованная обрушившимся на ее голову позором, отнявшим у нее дар речи.
— В ту роковую ночь вы не остались на ранчо, а отправились следом за миссис Броудхаст и Стенли к охотничьему домику, нашли там потерявшего сознание капитана и добили его ножом. Потом вы на машине поехали домой и велели сыну зарыть его вместе с автомобилем. К несчастью, Элберт Свитнер знал, где он похоронен и на прошлой неделе вернулся, чтобы этим воспользоваться. Вечером в субботу, когда Стенли не приехал с деньгами, Элберт позвонил сюда, чтобы выжать из вас хоть немного денег. Вы поехали в Нортридж и убили его.
— Как я могла убить его, такого большого и сильного?!
— Он был очень пьян, когда вы приехали. Кроме того, он не догадывался, что с вашей стороны ему может что-то грозить. Стенли тоже об этом не догадывался, не так ли? Она несколько раз открывала рот, но не могла выдавить ни звука.
— Я понимаю, почему вы убили Элберта и Стенли, — продолжал я, — чтобы скрыть то, что вы совершили много лет назад. Но почему должен был умереть капитан Броудхаст?!
Она искала моего взгляда своими мутными, словно грязное окно, глазами, в глубине которых что-то блеснуло.
— Он лежал полумертвый, в луже крови... Я только прекратила его муки... — ее стиснутая в кулак рука конвульсивно дрогнула, невольно повторяя смертельный удар. — Я сделала бы тоже самое для погибающего зверя...
— Нет, миссис вы не из жалости убили его!
— Вы не имеете права называть это убийством! Он получил по заслугам!
Это был негодяй! Обманщик, развратник! Он сделал ребенка Марте Никерсон, а вину свалили на моего сына! С той поры Фредерик сам не свой...
Спорить с ней не имело смысла. Она принадлежала к тем параноическим натурам, которые способны во всем обвинить других, ни в чем не виня себя. Свою злобу она считала лишь порождением окружающей действительности. Я подошел к телефону и связался с полицией.
Я еще держал трубку в руках, когда миссис Сноу двинулась в мою сторону мелкими балетными шажками в такт какой-то шальной мелодии, слышимой только ею. Я схватил ее за кисти. Женщина оказалась удивительно сильной, но ее хватило не надолго, нож со звоном упал на пол. Я крепко взял ее сзади за локти и держал так до появления полиции.
— Вы хотите опозорить меня перед соседями, мистер! — злобно крикнула мне она.
Но я был единственным свидетелем того, как ее вместе с Фрицем увозили в кузове полицейской машины, отгороженной от водителя решеткой. Двигаясь за ними по залитой водой улице к полицейскому участку, я размышлял о том, как часто у трагедии, казавшейся почти античной, бывает обыкновенныйлюмпенский финал. Полицейским из следственного отдела я изложил все более прозаично.
Мои показания прервал телефонный звонок невесты Брайана Килпатрика. Килпатрик закрылся в своей гостиной и пальнул себе в лоб. В багажнике машины лежала папка с бумагами и пистолеты Элизабет Броудхаст, которые я отнял у него. Я решил не упоминать сейчас об этом, хотя понимал, что обстоятельства смерти Лео Броудхаста так или иначе прояснятся в ходе процесса Эдны Сноу. Перед наступлением сумерек мы втроем — Джин, Ронни и я — выехали из города.
— Ну, вот и все, — проговорил я.
— Это хорошо! — прокомментировал Ронни.
Его мать вздохнула.
Я надеялся, что это и впрямь все, и жизнь Ронни не свернет по спирали к делу его отца, как жизнь последнего свернула к делу его отца. Я пожелал малышу, сидящему рядом со мной, спасительной потери памяти.
Словно прочитав мои мысли, Джин наклонилась над ним и прикоснулась холодной ладонью к моей шее. Мы двинулись к югу сквозь дождевые потоки, оставляя позади все еще дымящееся пожарище.