Поэтому пусть Роман Николаевич и его коллектив спокойно продолжают свои опыты с роботами, не обращая никакого внимания на главного инженера завода "Металл".
Столь же легко решился еще один вопрос, казавшийся Лидочке неразрешимым. Она очень боялась, что Стулов, движимый ненавистью к Володе и в отместку за якобы разбитое ухо, расскажет о консилиуме посторонним.
И действительно, Стулов подсел было к нему, чтобы побеседовать на эту тему и, беседуя, намекнул, что у Володи есть прекрасная возможность купить у него молчание.
Но Володя только рассмеялся в ответ, сказав: "Вы же умный человек, Роберт Евгеньевич. Неужели вам захочется, чтобы вас приняли за сумасшедшего?" И совсем прекрасно решилась проблема, камнем лежавшая на сердце Лидочки, беспокоившая и Володю.
После окончания консилиума Володя и Лидочка подошли к Соселии и Гринько, чтобы поблагодарить их за понимание и помощь. И тут Лидочка вспомнила нечаянную фразу, которую бросил Володя после визита Соселии к ним на квартиру. Он сказал тогда, что Дмитрий Александрович, может быть, сумеет сделать операцию жене Соселии без опасного для нее наркоза. И Володя не ошибся! Едва она напомнила ему об этом разговоре, как он немедленно привел Дмитрия Александровича, который в этот момент разговаривал с Иконниковым. Гончаров очень внимательно выслушал Соселию, подумал и сказал: "Пожалуй, я смогу помочь вашей женушке. Давайте-ка, везите ее к нам в Москву". И он дал Соселии свою визитную карточку, сказав, что место в их клинике найдется в любое время. Как обрадовался Соселия! У него даже глаза повлажнели. И наверное, не меньше его радовались Володя с Лидочкой...
И снова григорьевский вокзал, снова, как полмесяца назад, Лидочка уезжала в Москву. Но в какой компании и в каком настроении! В тот ставший уже невообразимо далеким вечер она испытывала чувство одиночества и безысходности, она казалась себе куклой, которой движут холодная воля мужа и случайные внешние толчки. Теперь же все чудесным образом переменилось. Словно упали мрачные декорации, кончилось глупое театральное действо, и открылась жизнь - настоящая, радостная, с захватывающими перспективами.
Был полдень, потому что уезжали проходящим, а не фирменным, и было солнечно, и голов а у Лидочки чуть кружилась от сильного чувства радости, которое она испытывала.
Они стояли в толпе на перроне, ожидая, когда из вагона выйдут приехавшие и начнется посадка.
- Эмоции, эмоции... - с доброй улыбкой говорил Гончаров; глядя на обнимающихся и целующихся людей.- Какой драматический парадокс! Чтобы вырваться из состояния животности, человек должен преодолеть земное притяжение эмоций, но тогда он попадает в безвоздушное пространство холодного рассудка, в котором задыхается душа. Что делать?
- Пользоваться скафандром, как космонавты, - смеясь, сказал Володя.
- Не подойдет... Душе в скафандре тесно. Ей подавай ширь необъятную, особенно русской душе.
- Тогда остается рецепт Романа Николаевича. Помните его последнюю идею? Сначала на смену человеку придет сверхкибернетическое общество, которое решит все проблемы, а потом в этом обществе вспыхнет чувство. И начнется новая диалектическая, так сказать, спираль.
Гончаров засмеялся.
- Да-а... оригинальная идея. Сначала зальем водой костер, а потом из мокрых головешек соорудим новый и будем раздувать его что есть мочи. Вот Лидочка уже пыталась разжечь одну такую головешку, да ничего у нее не вышло. Правда, Лидочка, или я ошибаюсь?
- Нет, не ошибаетесь, - сказала Лидочка, как всегда с интересом слушавшая разговор друзей. - С ним ничего невозможно поделать. В этом-то я убедилась. Мне теперь страшно подумать, с кем я жила.
Гончаров прижал руку к груди.
- Я еще раз приношу вам свои извинения, Лидия Ивановна.
- Да ну что вы! Это я должна перед вами извиниться. Ведь это из-за меня мы попали в милицию и началось все...
- А вот об этом-то можете не беспокоиться. Что ни делается, все к лучшему, как говорит народная мудрость. Зато теперь гомункулус находится под официальным контролем, да и профессору Иконникову консилиум, кажется, пошел на пользу.
- Да, если он действительно принципиальный человек, то должен пересмотреть свою дикую философию, - заметил Володя, - или, во всяком случае, не будет теперь ее пропагандировать.
- Смотрите! - воскликнула вдруг Лидочка. Мужчины повернули головы.
По перрону им навстречу шел Владимир Сергеевич, чинно неся букетик алых гвоздик, завернутых в целлофан. Он остановился у предыдущего вагона и, не обнаружив на месте номера, недовольно поморщился и обратился с вопросом к проводнице. Потом двинулся дальше.
- Меня ищет! - пробормотала пораженная Лидочка. - С цветами...
Она увидела, как посерьезнели лица мужчин.
- Не может быть! - не очень уверенно проговорил Володя.
Гончаров ничего не сказал. Он смотрел не отрываясь на Владимира Сергеевича, и лицо его былб как каменное.
Владимир Сергеевич глянул на номер их вагона, из которого выходили последние пассажиры, и проследовал дальше своей размеренной поступью.
И тут они увидели вдалеке, у соседнего вагона, группу солидных мужчин, вокруг которых толпились такие же солидные люди с цветами и вертелся фоторепортер, делая снимки.
Владимир Сергеевич выпрямился, вытянул руку с букетом и направился к приехавшим, очевидно какой-то делегации. ......-- - У них же юбилей завода! - вспомнила Лидочка.
- Фу, черт! - засмеялся Володя. - А я уж подумал...
- Я тоже подумала, - засмеялась и Лидочка.
А Гончаров подхватил чемодан и сказал: - Ну что? Будем садиться?