– За твое плохое поведение ты попал на учет в детскую комнату милиции, – четко произнесла она.
Казалось, что у нее в глазах лазеры. За большим окном светило солнце, чирикали воробьи, на крышке стола извивалась красивыми линиями фактура дерева, но все это сейчас ничем не могло помочь ему. Директор тоже молчала и боялась дышать. Даже пыль в кабинете замерла, опускаясь медленно, в надежде остаться незамеченной.
– Однако, у тебя только положительные характеристики. От учителей, классного руководителя, соседей, из детского сада, – с досадой произнесла милиционерша. – Чем ты занимаешься в свободное время?
– Ничем, – выдавил из пересохшего горла Марат.
– Совсем ничем? По улице гуляешь?
– Ну… гуляю.
– А в “кружки” не ходишь?
– В авиамодельный.
– Ходишь в авиамодельный?
– Ходил.
– А теперь?
– Перестал.
– В бокс или борьбу не ходишь? Каратэ?
– Нет.
– Раньше ходил?
– Нет.
Марат почувствовал, как милиционерша перестала смотреть на него, снова уткнувшись в бумаги, и незаметно выдохнул.
– Он у нас хороший мальчик, исполнительный, по классу помогает, поведение всегда отличное, – заступилась директор. – Ну подрались, с кем не бывает. А этот Глухарев, вот с ним у нас постоянные проблемы. Он сам всех и задирает, драчливый такой, семья у него неблагополучная.
– Ну с Глухаревым мы разберемся, а Сафаров… Я сейчас напишу тебе бумажку, завтра явишься с кем-то из родителей. Адрес и время там указаны. От уроков ты освобожден.
– Зачем? В тюрьму? – Марат посмотрел на нее обреченно и скорбно, и это понравилось милиционерше. Она была убеждена, что только страх способен навести порядок. С высоты ее опыта – это аксиома. Довольно небезосновательная.
– Возможно, посмотрим на твое поведение. Свободен, – она махнула рукой в сторону двери.
Марат машинально встал и вышел, споткнувшись о порог. Добрел до своего класса, остановился и с тоской посмотрел в окно, на школьный двор, на турники, на асфальтированную площадку, где все вместе недавно пели гимн. В душе царила такая жуткая тоска, что стало горько дышать. Его посадят в тюрьму? За что? Зачем?
Прозвенел звонок и из класса выпорхнули ученики. Увидев удрученного Сафарова, они обступили его, расспрашивая, как прошел разговор с директором. Услышав, как все было, они погрустнели.
Дома снова переполох. Мать не спала всю ночь. Утром позвонила на работу и отпросилась. Отец был в рейсе, и на утро Марат с матерью отправились по адресу, небрежно написанному на бумажке. Это оказалось недалеко от дома. Он и не знал, что тут, поблизости, во дворах, где они с друзьями знали каждый бугорок и куст, за невзрачной обшарпанной дверью находилась детская комната милиции их Правобережного района.
Мрачный коридор, дежурный за стойкой, скрипучий облезлый пол, испачканные известью светильники. Мать подошла к нужной двери, прочитала надпись на ней и шепнула:
– Ее зовут Галина Николаевна, не забудь.
Марат кивнул и тут же забыл. Они вошли в темный и тесный кабинет. За столом сидела та самая женщина в погонах. Напротив стоял пустой стул. На стул светила яркая настольная лампа.
– Вы подождите в коридоре, – повелела она матери.
Мать проворно исчезла за дверью:
– Да, да, конечно.
– Садись, Сафаров, – скомандовала Галина Николаевна.
Перед ней на столе лежали бумаги. Минуту в кабинете стояла тишина, нарушаемая ее сопением и скрипом старого лакированного стула, противостоящего весу женщины. Свет слепил глаза. Марат один раз только посмотрел в сторону Галины Николаевны и снова уставился в безопасное место – в пол.
– Я же тебя насквозь вижу, – резко сказала она и Марат от неожиданности вздрогнул.
– Хочешь в тюрьму, Сафаров? – ее голос звучал, как приговор в зале суда. – Там нет мамы, плохо кормят и бьют каждый день. А, хочешь? Если не хочешь, тогда слушай меня внимательно. Ты сейчас на учете в милиции. Это очень и очень плохо.
Она пронзила его взглядом, как и тогда в школе. Но голос был жестче. Здесь ей некого опасаться. Хозяйка кабинета, хозяйка положения, наделенная полномочиями от самого государства, а перед ней очередной шалопай.
– Если вдруг ты еще раз подерешься с кем-то, Сафаров, то я тебя лично засажу в детскую колонию, а это та же тюрьма, только хуже взрослой.
Она злобно улыбнулась.
– Все вы сначала такие тихие паиньки, сидите вот на этом стуле, крокодиловые слезы проливаете, а как выйдете на улицу, так готовы друг другу головы оторвать, – произнесла она угрожающим тоном. – Хулиган! Ты будущий малолетний преступник! Как только тебя земля носит? Ты подумал о матери, Сафаров? Каково ей? Она тебя вот здесь, под сердцем носила, а ты ей такое преподнес! Что в твоей дурной башке было, когда ты драться полез?