Но в тот раз сесть за столик с зеленым сукном было не суждено. Притчард, его камердинер, как раз завязывал узел на галстуке, когда в дверь гостиничных апартаментов постучал посол. Причем у его превосходительства был такой вид, словно ему пришлось спешно встать с постели и на скорую руку одеться. У Стивена даже мелькнула мысль, что произошла революция и всех граждан Великобритании срочно попросят укрыться в стенах посольства.
– Боюсь, у меня для вас плохие новости, – начал посол, – поэтому вам лучше присесть. Поступила телеграмма из Лондона. Это касается вашего отца.
Старый деспот умер от сердечного приступа в возрасте шестидесяти пяти лет.
– Разрази меня гром! – отозвался на известие Стивен. – Вот уж не ожидал, что это случится так рано.
– Примите мои глубочайшие соболезнования, – сказал посол.
– Весьма признателен, что вы лично прибыли сообщить мне об этом.
– Это мой долг. Скажите, если чем-то могу помочь.
– Спасибо, вы очень добры ко мне.
Посол с чувством пожал ему руку и уехал.
А Стивен уставился в пространство, вспоминая старика отца. Это был необычайно высокий человек с железной волей и прескверным характером. Его саркастические замечания способны были кого угодно довести до слез. У его близких существовало только три возможности: уподобиться ему, полностью подчиниться или сбежать. Мать Стивена, милая, но совершенно бесхребетная женщина Викторианской эпохи, позволила мужу совершенно подавить себя и умерла совсем молодой. Стивен предпочел уехать.
Он вообразил себе отца на смертном одре и подумал: «Наконец-то и ты лишился своей власти над людьми. Теперь не будут рыдать горничные, трепетать лакеи, а дети в испуге прятаться от тебя по углам. Ты не сможешь больше насильно устраивать браки и сгонять фермеров с земли, чтобы показать, насколько тебе плевать на принятые парламентом законы. Тебе уже не приговорить вора к пожизненному заключению в тюрьме и не сослать болтуна-агитатора из социалистов в Австралию. Прах к праху, пыль к пыли».
Ему потребовалось много лет, чтобы пересмотреть свое мнение об отце. И теперь, в 1914 году, когда ему самому исполнилось пятьдесят, он признавал и некоторые достоинства батюшки, которые отчасти унаследовал сам: например, тягу к знаниям, веру в рационализм, убеждение, что только добросовестный труд может оправдать существование мужчины на этой земле. Но в 1895-м Стивен не чувствовал ничего, кроме горечи.
Притчард принес на подносе бутылку виски и коротко сказал:
– Воистину печальное событие, милорд.
Услышав обращение «милорд», Стивен едва ли не вздрогнул. До сей поры они с братом носили чисто номинальные титулы – сам Стивен был лордом Хайкомом, и прислуга, обращаясь к нему, именовала его просто «сэр». Милордом для них мог быть только отец. Но отныне, конечно же, именно Стивен становился графом Уолденом. А вместе с титулом к нему в собственность переходили несколько тысяч акров земли в южной Англии, обширные угодья в Шотландии, семь скаковых лошадей, Уолден-Холл, вилла в Монте-Карло, охотничий домик на севере и место в палате лордов.
Ему придется жить в Уолден-Холле. Это было семейное гнездо, и графу, как его главе, полагалось обитать именно там. «Первым делом проведу электричество», – тут же решил он. Можно продать некоторые из ферм, чтобы вложить деньги в лондонскую недвижимость и акции североамериканских железных дорог. Потом предстоит выступить с первой речью в палате лордов. О чем он будет говорить? Скорее всего о внешней политике. У него теперь были арендаторы, за которыми следовало присматривать, и несколько имений, чтобы рачительно ими управлять. Отныне в сезон ему необходимо появляться при дворе, устраивать охоту и приемы…
Ему никак не обойтись без жены.
Роль графа Уолдена совершенно не подходила холостяку. Кто-то должен выполнять обязанности хозяйки во время всех этих приемов, отвечать на письменные приглашения, обсуждать с поварихой меню, распределять гостей по спальням и сидеть на противоположном конце длинного стола во время званых ужинов в Уолден-Холле. Требуется графиня Уолден.