Моя девочка стала почти взрослой, подумала Лидия. А вслух сказала:
- Это очень красиво, мадам Бургон.
- Благодарю вас, миледи.
Шарлотта сказала:
- В этом ужасно неудобно.
Лидия вздохнула. Именно такой реакции и следовало ожидать от Шарлотты.
- Не будь же столь легкомысленной, - проговорила Лидия.
Шарлотта присела, чтобы подобрать шлейф. Лидия заметила:
- Совсем необязательно приседать. Смотри и повторяй за мной, как это делается. Повернись налево, - Шарлотта так и сделала, и шлейф заструился справа от нее. - Подними его левой рукой и еще на четверть оборота повернись налево. - Теперь шлейф тянулся по полу впереди Шарлотты. - Иди вперед, а по ходу правой рукой накинь шлейф на левую руку.
- Получается, - заулыбалась Шарлотта.
От улыбки она вся так и сияла. Она всегда была такой, - думала Лидия. Когда была малышкой, я всегда знала, что у нее в головке. Но с возрастом человек приучается к обману. Шарлотта спросила.
- А кто же научил тебя всем этим вещам?
- Первая жена твоего дяди Джорджа, мать Белинды. Она обучила меня всему перед тем, как меня представили ко двору. - Ей захотелось добавить: - Таким премудростям нетрудно научить, но сложные уроки ты должна учить сама.
В комнату зашла Марья, гувернантка Шарлотты. Это была толковая, решительная женщина в платье серо-стального цвета, единственная из челяди, привезенная Лидией из Санкт-Петербурга. За девятнадцать лет ее внешность ничуть не изменилась. Лидия даже понятия не имела, сколько же той лет: пятьдесят, шестьдесят?
Марья доложила:
- Прибыл князь Орлов, миледи. О, Шарлотта, вы выглядите великолепно.
Пора уже Марье начать называть ее леди Шарлотта, подумала Лидия, затем сказала:
- Переоденься и ступай вниз, Шарлотта.
Девушка тут же начала отстегивать бретельки, поддерживающие ее шлейф. Лидия вышла.
В гостиной она увидела Стивена, потягивающего шерри. Дотронувшись до ее обнаженного плеча, он произнес:
- Мне нравится, когда ты ходишь в летних платьях.
- Спасибо, - улыбнулась Лидия. Он и сам выглядел очень неплохо, подумалось ей, в своем сером сюртуке с серебристым галстуком. Это так шло к серебристой седине его бороды. Мы могли бы быть так счастливы, ты и я... Внезапно ей захотелось поцеловать его в щеку. Она оглянулась вокруг: у бара лакей наливал шерри. Ей следовало сдерживаться. Она села и взяла бокал из рук слуги. - Как выглядит Алекс?
- Почти так же, как и всегда, - ответил Стивен. - Ты сама увидишь, он сейчас спустится. А как обстоит дело с платьем Шарлотты?
- Оно прелестно. Но меня беспокоит ее отношение. Сейчас она совершенно не желает ничего принимать на веру. Боюсь, как бы она не заразилась цинизмом.
Стивен отмахнулся.
- Подожди, пока какой-нибудь красавец-гвардеец не начнет ухаживать за ней. Тогда ее отношение быстро изменится.
Это замечание раздосадовало Лидию, в нем как бы намекалось, что все девушки рабыни своей романтической природы. Стивен всегда говорил подобное, когда не хотел во что-то вникать. Из-за этого он становился похож на добродушного, пустоголового сельского сквайра, каким он вовсе не был. Но он был уверен, что Шарлотта ничем не отличалась от других восемнадцатилетних девиц и не желал ничего слышать. Лидия же знала, что в характере Шарлотты есть нечто неуправляемое, неанглийское, и что это следует подавлять.
Хотя это не поддавалось логике, но Лидия испытывала к Алексу чувство враждебности, и все из-за Шарлотты. Его вины в том не было, но он символизировал Санкт-Петербург, опасность прошлого. Нервно поежившись в кресле, она поймала на себе внимательный взгляд Стивена.
- Не может быть, чтобы ты нервничала из-за встречи с маленьким Алексом.
- Русские такие непредсказуемые, - пожала она плечами.
- Он не особенно русский.
Она улыбнулась мужу, но миг интимности прошел, и теперь в ее сердце осталась лишь обычная сдержанная привязанность.
Дверь открылась. Спокойнее, - приказала себе Лидия.
Вошел Алекс.
- Тетушка Лидия, - произнес он и склонился к ее руке.
- Добрый вечер, Алексей Андреевич, - ответила она официальным тоном. Затем, смягчившись, добавила: - О, да ты по-прежнему выглядишь на восемнадцать лет.
- Как бы я желал этого, - сказал он, и глаза его заблестели.
Она стала расспрашивать его о путешествии. Пока он отвечал, она поймала себя на том, что удивляется, отчего он все еще не женат. Он обладал титулом, который сам по себе способен был сразить любую девушку, не говоря уж об их матерях, помимо этого был поразительно красив и необычайно богат. Не сомневаюсь, что он разбил-таки порядочно сердец, подумала она.
- Ваши брат и сестра шлют вам свою любовь, - продолжал Алекс, - и просят молиться за них. - Он нахмурился. - В Петербурге сейчас неспокойно. Город стал совсем другим.
- До нас дошли слухи об этом монахе, - сказал Стивен.
- Распутине. Императрица верит, что его устами говорит Бог, а она ведь имеет очень большое влияние на царя. Но Распутин - это всего лишь симптом. Беспрерывно происходят забастовки, и даже бунты. Люди больше не верят в божественность монархии.
- Так что же делать? - спросил Стивен.
Алекс вздохнул.
- Все. Нам нужны производительные фермы, побольше заводов, настоящий, как в Англии, парламент, земельная реформа, профсоюзы, свобода слова...
- На вашем месте я бы не спешил с профсоюзами, - сказал Стивен.
- Может быть. И все-таки, Россия должна каким-то образом вступить в двадцатый век. Либо это сделаем мы, аристократия, либо это сделают простые люди, уничтожив нас при этом.
Лидии показалось, что в его словах звучало больше радикализма, чем у самих радикалов. Как должна была измениться ситуация на родине, если уже князь рассуждал подобным образом! Сестра ее, Татьяна, мать Алекса, писала в своих письмах о "беспорядках", но в них и намека не было о возможной опасности для дворянства. Но, к слову сказать, Алекс больше походил на своего отца, старого князя Орлова, политика с ног до головы. Будь тот жив, он говорил бы точно так же.