На меня нисходит вселенское спокойствие. Я нахожусь на пляже, прижимаю к уху раковину. Слышу далекий рокот. Интересно, это шок?
Я так не думаю. Я вообще ни о чем не думаю. Я имею дело с Хиллстедом, который добивается всего, к чему стремится. С Хиллстедом, готовым убить не задумываясь, без сожаления и угрызений совести. Для него убить — все равно что для меня выдернуть сорняк.
Я кладу руки на плечи Алана, смотрю ему в лицо:
— Послушай меня, Алан. Я должна тебе кое-что сказать, и я хочу, чтобы ты это услышал. Я хочу, чтобы ты держал себя в руках. Я обо всем позабочусь.
Он молчит. В его глазах беспокойство и догадка.
— Он захватил Элайну и Бонни, — говорю я.
Я ощущаю, как сжимаются его мускулы, как вздрагивает все его большое тело. Он ни на секунду не отводит от меня взгляда.
— Он захватил их и теперь вызывает меня, так что мы сейчас поедем туда, где он их держит. Когда мы туда приедем, мы освободим их и убьем его, чего бы это ни стоило. — Я крепко сжимаю его плечи. — Ты меня понял? Я обо всем позабочусь.
Он не отрывает от меня взгляда. Джеймс сидит тихо и ждет.
— Он будет пытаться выбраться и забрать их с собой, — говорит Алан.
Я киваю:
— Знаю. По-видимому, мне нужно его опередить.
Алан берет меня за руки. Бог мой, ну и огромные же у него руки! Но пожатие мягкое.
— Опереди его, Смоуки. — Голос у него срывается.
Он опускает мои руки и отходит в сторону. Вытаскивает пистолет, проверяет обойму и направляется к машине.
— Пошли, — говорит он.
Гнется, но не ломается.
«Но мы-то сломаем? — спрашивает дракон. — Мы похрустим костями?»
Вопросы риторические, я не отвечаю.
По пути я звоню Томми.
— Ты все еще ездишь за мной? — спрашиваю я.
— Да.
— Ситуация изменилась. — Я рассказываю ему о телефонном разговоре с Хиллстедом.
— Что ты хочешь, чтобы я делал?
— Я хочу, чтобы ты поехал по его адресу и последил за его домом. Если увидишь, что он вышел из дома один, значит, он обошел нас.
— И?..
— Если такое произойдет, прикончи его.
Длинная пауза, затем Томми отвечает обычным тоном:
— Понял.
— Спасибо, Томми.
— Эй, Смоуки, постарайся не нарваться на пулю. — Он несколько мгновений молчит. — Мне бы все же хотелось узнать, приведет ли это куда-нибудь. — Он отключается.
Мы останавливаемся на подъездной дорожке. Все выглядит мирно. Тихо и спокойно, обычный пригород. Когда я выключаю двигатель, звонит мой сотовый.
— Барретт.
— Вы уложились в отведенное время, Смоуки. Я так горд! Теперь позвольте сообщить вам, как мы все устроим. Вы войдете через парадную дверь. Ваши друзья останутся снаружи. Если произойдет что-то, кроме этих двух вещей, я убью Элайну и малышку Бонни. Ясно?
— Ясно.
— Ну, так входите, входите!
Он отключается. Я вытаскиваю пистолет, проверяю обойму и позволяю пистолету поудобнее устроиться в моей руке. Гладкая черная стальная птица смерти.
— Я вхожу, вы остаетесь здесь. Таковы его требования.
— Не желаю слушать это дерьмо, — заявляет Алан. В голосе слышится отчаяние.
Я смотрю на него. Внимательно.
— Я обо всем позабочусь, Алан. — Я позволяю ему увидеть дракона, услышать его. Показываю ему пистолет. — Я не промахнусь.
Он смотрит на пистолет. Облизывает губы. На его лице одновременно и скорбь, и беспомощность. Но он сглатывает и кивает. Я бросаю взгляд на Джеймса. Он тоже кивает.
Что еще сказать? Я поворачиваюсь и, держа в руке пистолет, иду к дому Хиллстеда. Кладу руку на ручку и поворачиваю ее. Сердце бешено стучит, кровь стремительно бежит по жилам. Я и возбуждена, и напугана. Я вхожу в дом и закрываю за собой дверь.
— Поднимайтесь наверх, Смоуки, дорогуша, — слышу я голос Хиллстеда, доносящийся со второго этажа.
Я медленно иду по лестнице. По спине стекает пот. Я уже наверху.
— Сюда, агент Барретт.
Я поднимаю пистолет и вхожу в спальню. То, что я вижу, действует на меня так, как он и задумал: я замираю на месте от страха.
Элайна привязана к кровати. Она голая, руки и ноги стянуты веревкой. Меня начинает тошнить, когда я замечаю, что он уже поработал ножом. Нарисовал клетки для игры в крестики и нолики у нее на животе. Сделал надрез над грудью. Я смотрю ей в глаза и с облегчением вижу: хотя она и в ужасе, но держится. Это означает, что Хиллстед еще не сломал ее.
Питер сидит около кровати в мягком кресле с Бонни на коленях. Он держит нож у ее яремной вены. Она тоже держится, но в ее глазах я вижу кое-что еще, чего нет у Элайны: ненависть. Если бы она могла, она убила бы человека, который убил ее мать.