— Невежливо так разглядывать меня, — заметила она. — И невежливо надо мной смеяться.
— А кто смеется?
— Я полагаю, что для невесты вполне естественно чуть-чуть прихорашиваться, — сказала она в свою защиту. — Мы же ведь женимся сегодня, да? Планы не изменились?
— Все должно произойти как намечено, — сказал я. — Более того, Вашингтон требует, чтобы мы отделили агнцев от козлищ, или вернее сказать в единственном числе — отличили агнца от козлища. Кто бы за нами ни увязался, мы должны его взять и передать немедленно в руки команды сокрушителей.
Она подняла на меня глаза:
— Команды сокрушителей?
— Команды «С», — сказал я. — Следственной команды. Экспертов. В том случае, если сами не захотим задавать вопросов.
— Это не слишком-то приятно, согласитесь, — слегка вздрогнула она.
— Совсем неприятно.
— Будь хоть еще какой-то выход… Не думаю, что смогу с удовольствием вспоминать, как помогла заманить в ловушку — кого бы то ни было. Даже получи он задание убить меня, это неприятно. Тауссиг — действительно такая уж важная шишка? Каков он из себя?
— Никогда не видел, — сказал я. — Но, полагаю, при случайной встрече с ним на улице вы бы приняли его за Альберта Эйнштейна или кого-то еще в этом роде. Видите ли, Эмиль Тауссиг тоже гений, в своей области, понятно. Что же касается его важности, то не подобает задавать такие вопросы, док. Вы хотите, чтобы я произнес длинную патриотическую речь о том, что судьбы людей и даже целых народов зависят от того, найдем ли мы ход к Тауссигу?
— Я знаю, — вздохнула она, — некоторые вещи следует просто принимать на веру. Далеко не всегда я сама рада тому, как используется наука, но своих исследований не прекращаю.
После паузы она продолжила тем же тоном:
— Что же касается агнцев…
— Кого, простите?
— Что касается агнцев и козлищ, мистер Коркоран, то мы уже не одни.
Она смотрела мимо меня. Потом наклонилась, и я дотронулся до ее руки.
— Поль, дорогой, — сказала она.
Я все понял.
— Любимая, — сказал я, глядя на нее с обожанием.
И вот Муни уже стоял рядом в своих роговых очках и тяжелом твиде с видом человека, страдающего от бессонницы. Я заметил, что он бледен, но чисто выбрит. Поднимаясь, я уловил запах какого-то мужского лосьона.
Он быстро поднял руку:
— Пожалуйста, я не собираюсь… Я пришел просить прощения. Вчера я просто вышел из себя.
— Кем бы вы ни были вчера, — сказал я агрессивно, — сегодня вы заслужили пару тумаков!
Оливия все еще удерживала меня за руку:
— Пожалуйста, дорогой. Утро такое прекрасное, стоит ли его портить. Если Хэролд хочет извиниться, почему бы не выслушать? — она говорила спокойным голосом, даже улыбнулась Муни. — Продолжайте, Хэролд. Извинитесь. Скажите Полю, что сожалеете о том, что ударили его из-за спины, так неожиданно.
— Ему бы еще больше пришлось сожалеть, ударь он в лицо, — возразил я.
— Поль, не будьте врединой. Пожалуйста, дорогой… Хэролд, продолжайте, мы слушаем.
Оливия ласково улыбнулась, и он что-то пробормотал. Затем она заставила нас пожать друг другу руки, словно мы повздорившие мальчишки. А затем пригласила Хэролда взять стул и присоединиться к нам. Это не был самый приятный завтрак в моей жизни, но зато она получила истинное наслаждение. Ей нравилось наблюдать, как он корчится от стыда. Эту черту ее характера я раньше не замечал, и она меня радовала. Даму с таким обилием желчи не столь уж легко уязвить, констатировал я к своему удовлетворению.
В конце концов она отодвинула стул и погладила мою руку.
— Допивайте кофе, дорогой. Я поднимусь к себе упаковать вещи.
Она повернулась к Хэролду:
— Почему бы тебе не пойти со мной. Я хочу кое-что сказать.
Как и подобает недотепе-репортеру из Денвера, я продолжал сидеть.
— Как только допью кофе, подойду, — сказал я.
Она наклонилась и поцеловала меня в губы.
— Не торопитесь, — сказала она смеясь, — и не ревнуйте, дорогой. Пока я с ним, ничего со мной не случится, правда, Хэролд?
Он не ответил. Он переваривал поцелуйчики и нежности Оливии. Он уже обратил внимание на необычную для нее губную помаду, на то, что Оливия то и дело прикасалась ко мне без особой нужды, и явно сожалел, что не пустил вчера в ход и ноги, чтобы разделаться со мной как следует. То ли он и вправду ревновал, то ли я нарушил его планы, понять пока трудно.
Я смотрел, как парочка удалялась. Оливия определенно не сомневалась в истинном характере его чувств и явно предвкушала, как объявит о предстоящем замужестве, сказав, что не держит камня за пазухой. Как раз наоборот — он помог гадкому утенку почувствовать себя лебедем в браке с таким мужчиной, как я.