Выбрать главу

— Очень хорошо. Значит, все присутствующие — все, кто еще жив, — знали, что здесь есть шприц. Ясно, что кто-то воспользовался этим, чтобы в этой суматохе заставить Муни замолчать.

Оливия молча изучала мое лицо. Никто не решился возразить. Напряжение стало почти физически ощутимым. Я чувствовал, что кого-то вот-вот прорвет или он попытается скрыться. Муни убили, чтобы тот не выдал одного из трех присутствующих. Убийца ждал, что я сейчас укажу — на нее или на него. Я быстро обыскал одежду Муни, но не обнаружил того, что искал. Тони была следующей. Неприятно, но пришлось это сделать. У нее я тоже ничего не нашел.

Я с трудом поднялся и проковылял к Кроху, туда, где он лежал вниз лицом в луже крови. Убивали его изрядно, и он некрасиво распрощался с жизнью. Я проверил карманы пиджака — моя коробочка с лекарствами была тут. Но шприца, как я и предполагал, не оказалось. Решившись на обыск мертвеца, убийца едва ли рискнул бы еще и вернуть шприц на место.

Недоставало еще кое-чего — с пол-ампулы того состава, которым мы пользуемся, когда не хотим, чтобы человек очнулся. Видимо, в суматохе, пока другие были заняты раненым и умирающим, убийца выпустил из иглы снотворный состав, который я приготовил для Кроха, и набрал смертельную дозу яда.

Что ж, наши приемы и оснащение достаточно хорошо известны противнику, впрочем, это обоюдно.

Все внимательно наблюдали за мной. Я специально осмотрел и коробочку, и тело Кроха. Шприца нигде нет. Проблема очерчена четко: четыре бетонных стены и такой же пол, трое людей, один шприц. Я схватил пистолет Кроха, который лежал на полу в луже крови, и направил на Брейтвейта:

— Ты сказал, что у тебя есть оружие, салага? Выкладывай!

— Но…

— В твоем распоряжении пять секунд. При счете пять тебя уже не будет.

Конечно же, я брал его на пушку. Убивать я никого не собирался. Один человек, который что-то знал, уже безвозвратно потерян. Терять еще одного не следовало.

— Да, сэр, — Брейтвейт громко сглотнул слюну. Он проворно вынул из кармана револьвер, такой же, как у Оливии. Не знаю, отчего Вашингтону полюбились эти маленькие уродцы, но их раздают направо и налево, как образцы жевательной резинки.

— Положи на пол и отойди в сторону, — сказал я. — А вы, док, поднимитесь. Встаньте там, рядом с ним.

Оливия медлила. Ее глаза были широко распахнуты, в них застыл новый вопрос, возможно, она уязвлена, но промолчала. Оливия заняла место рядом с моряком. Она могла быть такой нежной, и вдвоем нам хорошо, но сейчас я ничего не хотел знать. Я не собирался рисковать, не имел права.

— У вас где-то есть нож, — сказал я. — Сам вам его дал Для метания не годится — летит плохо, поэтому и не пытайтесь. Патроны же у вас кончились. Что же касается вас, мисс Дарден, — станьте рядышком с ними. Я не знаю, чем вы вооружены, поэтому не шевелите руками, даже если где-то и очень зачешется.

Я вновь исхитрился подняться. Сменил на минутку руку, в которой держал пистолет, вытер ее о штаны. Неизвестно, будет ли этот маленький пистолет Кроха стрелять вообще, обойма могла кончиться, но ведь и они этого не знали. Я махнул рукой. Они отошли. Я прошел вперед и изловчился поднять оружие Брейтвейта, не растянувшись на полу. Оказалось, что он заряжен. Испанский пистолет 22 калибра я сунул в карман пиджака. Я был в порядке, если мог еще держаться вертикально.

— Поль, вы перетруждаете свою ногу, Вы ведете себя как сумасшедший, — сказала Оливия. — Да и этот удар по голове…

— Давайте не торопиться с диагнозом, мадам, — сказал я. — С лечением тоже. Со мной все как полагается. В медицинской помощи не нуждаюсь. Мне нужно только найти шприц. Всего лишь один маленький шприц, и все мы отправимся по домам.

— Я не понимаю, — пожаловалась было Дотти Дарден. — Я ничего не понимаю…

— Вы все поймете, — сказал я — Вот с вас-то мы и начнем Раздевайтесь.

Это всех ошеломило. Оливия ахнула и посмотрела на меня изумленно. Брейтвейт уставился с явным возмущением. Маленькая блондинка тоже явно считала меня чудовищем.

— Что? — переспросила она.

— Вы же все слышали, — сказал я. — И не пытайтесь доказывать, что вы не в счет, потому что считаете себя сторонним наблюдателем. Вы, может, и невинны в каком-то смысле, но к этому делу уж точно причастны. Вы работали на доктора Хэролда Муни, независимо от того, спали с ним или нет.

— Разумеется, нет! Такое может утверждать только грязный лжец! И если вы думаете, что я разденусь в присутствии всех вас…

— Не надо притворяться, дорогая, — усмехнулась Оливи».

— Вы же знаете, что разденетесь с удовольствием, вот только бы еще все зрители были мужчинами.