Собственная беспомощность, неполадки, в которые его, словно щенка, тыкал Ушаков, — все это с беспощадной ясностью убедило Бакенщикова, что в чем-то он отстал, коли не может навести порядок в своем хозяйстве. Бесхозяйственность на пользу — выкроят, загубят металл на кронштейны, да еще и в наряде «округлят»…
Мысли теснились, сталкивались. Бакенщиков останавливался, прикуривая угасшую беломорину, делал несколько глубоких затяжек и снова забывал о папиросе.
«Надо, чтобы ты был начальник, все мог, чтобы силу твою чувствовали», — высказался он однажды и стал доказывать это теперь себе.
«Силы без правды нету, нету, Женя», — Евгений Иванович как бы вновь услыхал звонкий голос Людмилы.
— Силы без правды… — повторил он вслух.
Завернул за угол. Вот и его коттедж. Пока он на крыльце щепкой отколупывал с сапог грязь, выбежала из прихожей Людмила.
— Боже мой, — запричитала она. — Как же я тебя проглядела? Газик-то не фыркнул. Да ты, никак… Дыхни-ка.
— На улице-то хоть не шуми, — отстранил жену Евгений Иванович.
— Да на тебе лица нет, случилось что? Снимай сапоги — ополосну.
Бакенщиков разувался, а Людмила без умолку тараторила, всплескивая руками.
— Скажи кому — не поверят. Куры смеяться будут. Не двадцать лет, взялся гайки крутить…
— Много ты понимаешь, — огрызнулся Евгений Иванович.
— Где уж нам, — обиделась Людмила Федоровна, — надо было выбирать понятливую, И теперь еще не поздно. Лучше бы прачечную построили, чем твою машину, спасибо бы женщины сказали.
Бакенщиков отмахнулся.
— Кто про что, а курица — про просо.
Людмила Федоровна не ответила и вышла.
— Женя, воды тебе погорячее? — послышался ее голос из ванной комнаты. — Да, вспомнила, из главка звонили.
— Ну и…
— Я сказала, чем ты тут занимаешься: может, хоть в слесари переведут — отмаешься.
Людмила была помоложе Бакенщикова: в поселке старалась играть роль первой дамы. Поначалу это смешило Евгения Ивановича, потом привык и перестал замечать как причуды жены, так и ее саму. И ничего у них не осталось общего, отношения укладывались в некий динамический стереотип, когда люди многое делают по привычке, автоматически. А ведь было и счастье, когда влетал в дом на крыльях, но он только брал, брал. Была любовь, обожание. Он позволял себя любить, только себя позволял и обанкротился: канули в безвозвратное прошлое те дни и годы. Людмила Федоровна его не любила больше… А он?..
Бакенщиков надел тапочки и пошел в ванную.
Глава седьмая
На испытание «дурмашины» на полигон съехалось много народу, почти все строительное управление Заполярного.
Как ни старался Бакенщиков скрыть волнение, это ему плохо удавалось: лицо то краснело, то бледнело.
— Что я как невеста перед венцом, — одергивал себя Бакенщиков.
Пока бульдозеры елозили, снимали торфяной слой, Бакенщиков уже который раз подходил к Логинову.
— Ну как, Михаил, скоро?
Логинов возился с масляным насосом и отвечал Бакенщикову не сразу. Тогда он перекидывался на зевак.
— Ну что вы как мухи облепили, не видали «дурмашины»? — и сам себя ловил на слове, и он ее «дурмашиной». — Отойдите, станьте в сторонку. А ты зачем тут, Тузов, рабочее время…
Непрошеные зрители-начальники прятались за спины.
— Ну, так что там у тебя происходит, Логинов? — опять наседал Бакенщиков.
— Да вроде все в порядке.
— Ну так что?
— Запускать?
— Заводи, Михаил! А вы гоните экскаваторы, — обернувшись, приказал Бакенщиков начальнику механизации.
— Да вот же они, экскаваторы, и машины ждут.
— Ничего с ними не случится, подождут. Больше ждали. Хоть бы заглушили, порете горячку…
Бакенщиков понимал, что он противоречит себе, но ничего не мог поделать с собой, он сейчас волновался так, как может не волновался на защите дипломного проекта.
— Так запускать, Евгений Иванович? — переспрашивает Логинов.
— А все в порядке, проверил подачу?
Михаил кивает.
— Пусть все отойдут за полигон, и бульдозеры пусть, и вы, Евгений Иванович, а то прилетит камень…
— Вот тебе и раз! Не направляй на людей… Пошли, десант, за мной! — командует Евгений Иванович. — А то и верно прилетит…
Как только Бакенщиков отвел людей за полигон, Михаил включил масляные насосы. Пронзительно заныли шестеренки. Логинов подливает горючее и запускает двигатель. Турбина схватывает горючее, из сопел вырываются клубы черного дыма, начинают завывать и лопасти турбин. Машина «оживает». Логинов затягивает рычаг тормоза. Лопасти уже надрываются до коликов в ушах. Из направляющего сопла тянется синий шлейф раскаленных газов, и тогда Логинов включает ход машины. Турбины неистово орут. Над полигоном поднимается пыль, земля, побежали камни, вытаявшие из суглинка. Машина спирально движется по полигону, захватив своим «обогревом» полосу суглинка в добрую десятину. Логинов сделал один круг, второй, зашел на третий, тут ему посигналили. Михаил сбавил обороты, остановил машину, начал осаживать разогнавшуюся турбину, перекрывая питание. Все по науке. Не напрасно же Михаил стажировался неделю в порту на запуске реактивных двигателей.