— Самородок — вот кто я, — оборвал Ушаков Пензева. — Давайте ближе к делу.
Ушаков около крана оказался случайно, вернее, он завернул с базы, видит, ребята свои собрались, решил узнать, как у них, может, чем помочь. А когда понял, в чем дело, — остался.
— Вот, допустим, ты, дядя Коля, за конец взял палку и поднимаешь, — развивает мысль Ушаков, — а палка не поднимается, силы не хватает. Ты же не на ноги будешь грешить. В чердак не полезешь, — постучал Прокопий по лбу. — Рука не берет. В руке причина — слабая.
— В этом что-то есть, — прикусывает губу Логинов.
— А как же ты думал? Ну при чем тут ходовая, раз подъема нет? — Логинов отшвырнул недокуренную папироску, полез на кран. Парни, задрав головы, смотрели, что надумал бригадир. Михаил поднялся до башни, перешел на контрогруз.
— Ну, так и есть, мотор смотрит, — заметил Ушаков.
Логинов наклонился над перилами, крикнул вниз.
— Прав Ушаков. Мотор-то не тот стоит…
— Ну, а я что… — заважничал Ушаков.
— Так я и знал, что ты ясновидец, — толкнул Ушакова локтем Пензев.
Пока Логинов спускался с крана, парни разыгрывали Проньку.
— Слушай, Дошлый, — не унимался Колька Пензев, — женился, поумнел сразу.
Только Логинов ступил на землю, Ушаков к нему.
— Это не наше дело. Бугор, пусть дают мотор, чего переживать.
— И я не намерен, — сбрасывая верхонки, сказал Пензев в поддержку Ушакова. — Что мы им, козлы отпущения…
— Раз взялись, надо до конца довести, — слабо возразил Логинов и посмотрел на дядю Колю Спиридонова. Тот промолчал.
— Ну ладно. Тогда вы пока подберите инструмент, какие надо ключи, проверьте концевые выключатели, я скоро вернусь. — Логинов сбросил верхонки, зашароварил рубаху и подался в сторону рудника.
Как только Логинов скрылся из виду, парни — на шпалы. Пензев рубаху долой.
— Ну, Дошлый, расскажи, как ты первый раз женился, — наседает Пензев.
— А чо рассказывать, будто сами не знаете.
— Давай, давай, Пронька, не жмись…
— Это тогда на материке или теперь? — уточняет Пронька.
Пока в красках и лицах рассказывал Ушаков, но не про свою помолвку, вернулся Логинов.
— Ну? — обступили монтажники бригадира.
— Нет толку. Никому ни до чего дела нет. Лозунги прибивают. Белоголовый руки умыл. Где, говорит, я тебе возьму мотор? Вот и весь сказ. Взялся — делай!
— Вот гад, — вырвалось у Пензева. — Что ему, морду набить?
— Погоди, Николай, набьешь и на пятнадцать суток на праздник угодишь на курорт.
— Тогда пусть сам Белоголовый надувается вместо мотора.
— Нет у них мотора. Звонил я на главную базу, там есть, на базе, но предупредили: не сегодня-завтра реки раскроются. Наша вон вовсю уже шурует.
— Моркошка-то? Какая это река. Крупные-то реки к середине лета просыпаются…
— Ну что будем делать, мужики? Можно рискнуть. Если за трое суток вернуться, тогда выживем, — подсказывали монтажники.
Слово «выживем» так прозвучало, что Логинов почувствовал, как необходимо выжить. Доказать прежде себе, на что человек способен. Да и перед Бакенщиковым, перед коллективом неудобно пасовать. Вон уже по всей стройке разнеслось: логиновцы взялись стрелу поднять…
Правда, к этому событию по-разному отнеслись в Заполярном: кто говорил — выскочка ваш Логинов, из специализированного треста присылали людей и то не смогли. Другие утверждали, раз логиновцы взялись, тут к бабке не ходи, стрела будет стоять.
Михаил не придавал значения всем этим толкам, хотя если говорить честно — самолюбие его заедало. А теперь Логинов так рассуждал: неважно, по какой причине не поднимем стрелу. Один сказ — трепачи. Ведь не будешь доказывать Заполярному, что мотор не по проекту, не той мощности. Смеяться будут: что же, один умный, а все дураки?
— Мотор надо, — решил Михаил. — Раз в Заполярном нет, один выход — ехать на базу.
— Рисковать!
— Если, конечно, — рассудил дядя Коля Спиридонов, — только поднять на стрелу флаг, покрасоваться, тогда не стоит рисковать. Но я думаю, тут дело в другом — кран нужен, если сейчас не задействовать его, простоит весь паводок. А так зачем рисковать? Кому это надо?
— Собираешься вечно жить, — горячился Колька Пензев.
Дерзкая мысль стучит в висок Логинову: нет риска — нет жизни.
Ушаков подскочил к Логинову:
— Бери, Миха, тягач, пока собираемся, пусть Пень сварганит «пену».
— Нет ничего на свете чувствительнее влюбленного мужчины, — отстраняет Ушакова Пензев. — У меня, может, тоже душа просит подвига. Почему я вари «пену», а он поедет, тоже мне герой… Ты вначале отпросись у Логиновой, Дошлый.