С Ушакова стекала вода, его знобило. Логинов кинулся разводить костер. Когда затрещали дрова, Ушаков сбросил мокрую одежду.
— Ты видал, Миха, какая купель, — кивнул он на речку.
— Теперь ты святой, Прокопий. Русалку полагается.
— Но-но, Миха, ты брось, шути, да не так. Я не татарский хан, по десять жен иметь…
— Ладно, не заводись, — подвертывая половчее портянку, сказал Логинов. — Попьем чайку, ты занимайся машиной, а я сбегаю во-он в тот лесок.
— Если охота, дуй, прочисти ружье, отведи душу, — согласился Ушаков. — Теперь, считай, мы дома. — У Прокопия в руках дымили паром штаны, пахло нагретой соляркой.
Большое белое солнце, как облупленное яичко, скатилось над зазубринами леса и упало в дымчатую морошь, за горизонт, и сразу потянуло сыростью. Ушаков надернул еще не просохшие штаны и куртку и подсел к кружке чая, оставленной Логиновым. Чай уже остыл, и он вылил из кружки в котелок, снова пихнул на жар. Котелок поворчал, и тут же шубой поднялась заварка, пока Ушаков прицеливался выхватить котелок, заварка вспучилась и поплыла из котелка, запахло веником. Пронька потянул носом, поглотал слюни, выручил котелок, снял с булки корку, подержал над огнем и стал есть, запивая чаем.
— И куда в меня лезет? — удивился он, когда от булки остался небольшой клинышек. С приварком бы, конечно, не столько шло хлеба.
Ухи бы похлебать, закуривая, размечтался Прокопий. И речка вот, сиг, наверное, прет на икромет, шурует. Зря удочку не прихватил. В этой спешке Женю даже не поцеловал. Можно было и на кран к ней влезть, что здесь такого, раз дома не было. Все этот Мишка: давай, давай. Но и он тоже Валентину не видел. Наши, наверное, думают, мы тут гусей настреляли. Интересно, Женя переживает? Переживает! Ушаков закрыл глаза, поначалу только волны и голоса услышал, потом прихлынула цветная толпа, и Женя тут же, и он пытался увидеть ее, помахать ей: все в порядке — живы курилки… Очнулся от сильного озноба, открыл глаза, костер прогорел, а сразу и не сообразит, где он, схватился с места, распахнул куртку, присел над углями — душу унять не может.
— Где же Миха? — поозирался Ушаков.
Лес изрядно замутился. Только речка белым огнем полыхает, отсветы от неба по льду полощут. Что-то не слыхать, не стрелял, не заблудился бы. А я тоже хорош. Скоро светило вылезет, а у меня конь не валялся. Эх, Дашки нет. Прокопий пересилил себя — кинул на угли валежнику и побежал к тягачу. Дело — оно держит, оно и лечит.
— Дремлешь? Дремли-дремли, счас разбудим. — Прокопий достал ключ, ведро из «пены», сбегал к речке, ополоснул его. Залез под тягач, подставил ведро и стал откручивать на картере пробку. Как и ожидал, вначале из картера хлынула вода — это Прокопий на палец почувствовал, а когда пошло масло, он секунду подождал и ввернул пробку.
— Немного воды, — не то удивился, не то констатировал Прокопий. Долил масла, проверил аккумулятор. Поначалу хотел завести, но раздумал — такую тишину будить. Сел на радиатор и уже взялся за сигарету, как щелк, щелк, щелк — у Прокопия дыхание перехватило. Как выводит, вот черт, симфония. «Хоть бы у Мишки ружье заело», — только так подумал, грохнул выстрел, второй.
— Ну, это в белый свет, как в копеечку палит. Где Михе в такой мути выделить? — радуется Ушаков и тут же огорчается: — Такую песню оборвал, обормот!
«Сколько же я подремал? — стал прикидывать Ушаков. — Далеко, нет за это время Логинов упорол? Если судить по выстрелу, не должен бы далеко. Опять, в такую погоду за сто верст по воде слышно, а погодка шепчет — вон уже зарябила марь, стебли видно стало, вот-вот вылупится светило, птички-то что творят!» Прокопий хотел подняться, но никаких сил не осталось, он только привалился на капот, как тут же опять отдались по железу выстрелы. Теперь уже глухо-глухо, видать, из распадка.
— Вон чо! — вырвалось у Прокопия. — Может, Логинов пуляет — на помощь кличет? — заскулило сердце. — В беду какую угодил?
Ушаков — живо к костру. Корку хлеба в карман, топор за ремень и айда на выстрелы, где скорым шагом, где подбегом. Он обогнул уже залив, вошел в распадок и тут увидел: кто-то идет навстречу. Остановился, не понять: человек не человек. Да ведь это Миха. Прокопий побежал навстречу.
— Ты откуда сорвался? — встретил его Логинов и потряс перед его носом глухарем. — Видал?..
Ушаков отвернулся.
— Недоволен? А вот уха из петуха! — Логинов стал вытаскивать и кидать к ногам Ушакова серые комки рябчиков.
— Но этих-то ты к чему? — наконец сказал Ушаков. — Мяса-то в них с кукиш.