— Да ладно уж, лежи, что там.
Андриан пошел искать председательшу и только вышел из загона, а она ему навстречу.
— На ловца и зверь бежит, — сказал Андриан.
— За тобой кто гнался? — спросила Серафима.
Андриан отдышался.
— Бычка вот хочу купить. — И они вошли в загон.
— Ты что, Андриан, неужто мы для фронтовика килограмм мяса не найдем? Вот рассчитаемся с поставками…
— Я же не на мясо. Сделай одолжение — сгинет. Какое из него мясо, шкура и то…
— Ну что же, ладно. Вечером на правлении обсудим.
Кешку домой привезли на санях-розвальнях, затащили в избу. Бычок дрожал и тихонько стонал. Андриан нагрел в бане воды, развел в бочке березовую золу, приготовил щелок. За этим занятием его и застала Аграфена. Она уже знала, что правление решило продать бычка, и спешила сообщить эту новость Андриану. Но когда увидела такую худобу, сердце упало. Ведь деньги-то настоящие, хоть бы уж телочку. Пусть доплатить сотню-другую. Так от телки можно ждать, надеяться. Но мужу ничего не сказала.
— Давай-ка, Агаша, поливай, а я его голичком пошкрябаю, баньку устроим.
Андриан в особых случаях называл Аграфену Агашей, и у нее отошло от сердца. Раз муж решил, значит, так надо. Подоткнув подол, закатав рукава, принялась за мытье полудохлого Кешки. Андриан поливал из ведра ковшиком. Аграфена орудовала голиком, соскребали лучинкой.
Из-под бычка текла рыже-зеленая жидкость. Стоял горьковатый запах прелого сена. «Броня» с боков постепенно сошла, и бок стал похож на горушку в проталинах — черно-белый.
Покончив с «умыванием» Кешки, Аграфена спохватилась:
— У меня где-то троелистка была спрятана, хорошо от поноса помогает, только вот куда я ее забуторила, — и полезла искать за печь.
— Поищи, поищи, Аграфена, а я пока воду поставлю на печь.
Аграфена нашла болотную траву, приготовила отвар. Тут как раз забежала тетка Марья.
— Господи, — сказала она, увидев бычка, и стала суетиться, студить отвар и помогать поить. А потом сбегала и принесла сена — хоть подстелить… И снова Кешке влили в рот отвару.
— Ишь, какой в нем жар, — определила тетка Марья, прикладывая ладонь к бокам.
Андриан снял с вешалки шинель и набросил на бычка.
Кешка поднял голову, и с губ вожжой потянулась слюна. Андриан положил перед его носом пучок сена. Бык даже не понюхал и уронил голову. Андриан сел на лавку, нацелившись протезом на дверь. Он устал так, что никак не мог слепить цигарку. Перед сном еще попоил Кешку отваром и, круто посолив ломтик, подал бычку, по тот понюхал и глухо вздохнул.
— Да ты разжуй, откуси. Эх-ма, паря, от хлеба отказываешься, — Андриан откусил, как бы приглашая Кешку. — Вишь, — почмокал он губами и впихнул ему в рот кусочек. Тот почувствовал соль, тоже почмокал.
— Ну вот, молодчина, я же говорил — хлеб. Молочка бы ему запить тепленького.
— Там в кринке со стакан. Тебе оставляла.
— Я не буду, у меня что-то с молока…
— Давай подогрею сейчас.
— Вот, вот, — оживился Андриан, — ему только перебороть хворь маленько, а там жизнь у него пойдет, как маховик — чуть передолит на поправку и пошла крутиться без остановок.
От молока бычок отказался. Пришлось насильно выпоить. Аграфена подняла голову бычка. Андриан тоненькой струйкой лил ему из кружки, попало и в нос.
— Молодца, молодчина, — подхваливал Андриан.
Шерсть на бычке высохла и пушилась, а на лбу курчавился белый завиток.
— Красноармеец, солдат со звездой.
— В Прогресса вышел, — сказала Аграфена, которая знала наперечет колхозную живность.
— Значит, породистый.
— Какой уж там породистый — середняк. Его отца за характер держат — смирный. Племенных-то бугаев посдавали, по кормежке и тяни ножки. Вон как был Буян, так тому копну на раз не хватало. Держали на соломе. А без кормов хошь кто какой производитель. Прости господи, что мужика держать на лебеде или на постных галушках.
Андриан усмехнулся. Аграфена тоже рассмеялась, прикрывая рот кончиком платка.
— Ну ты и скажешь. На галушках-то куда ни шло…
Андриан подсунул бычку сена под бок, положил к носу. А сам задул лампу, лег спать.
Проснулся он от сильного грохота, вскочила и Аграфена, засветила лампу. По полу каталось ведро. Бычок бодал бочку с водой. Сено с полу исчезло.
— Ах ты, едрена маха, — пожурил Андриан бычка.
Аграфена достала с шестка отвар троелистки и, напоив Кешку, погасила лампу, перелезла через Андриана к стенке.
— Молодчина моя, — сказал сквозь дрему Андриан и обнял жену.