Пока старик возится с забутовкой, хочу попробовать сам. Набираю скребком породу, но вдруг сильные пальцы впиваются мне в плечо, подбираются к горлу. Запальчивое горячее рычание над ухом.
— Щенок! И перстом не тронь, стерва! Пшел отсюдова!
Лоток глухо стукнул о гальку.
— Что ты, старый, спятил? Не нужно мне твое золото.
Старик схватил лампу и, раскинув руки распятием, закрывает жилу:
— Не лезь, говорю, порешу!
Старик корчится, пытаясь достать кайло. Намерение не из приятных, если достанет — укрыться мне негде. Как еще не сообразил пульнуть камнем, тогда пришлось бы его опередить. Отступаю, протискиваюсь в щель. Прихватываю с собой стойку. Спотыкаясь, пробираюсь, слышу, как похрустывают, оседая, подпорки. Темень — глаз коли. Ползу на четвереньках, останавливаюсь, снова ползу. Проходит целая вечность. Откуда-то берутся силы: жму без отдыха. Натыкаюсь на какой-то предмет, ощупываю — тачка!
Кое-как одолел лестницу. Хватило сил вылезти из-под половицы. Посидел на полу с закрытыми глазами, пока не привык к свету. Седой и бабка Ульяна не замечают меня. Поют. Надо бы брюки почистить, да ладно…
…Я шел за гробом. Похоронная процессия остановилась в сосновом лесу. А барабан все ухал и ухал. Надрываясь, рыдала труба. Я помог опустить в землю гроб с телом. Бабка Ульяна меня не узнала.
Юлькина любовь
— Я боялась этого, — сказала Юлька. — Боже мой, как ты долго не приходил. Целая вечность. Я стала очень безобразной, у меня большой живот. Нам теперь ничего нельзя. Мне жаль тебя, Антон. Ты ведь сам знаешь… Я боялась, что, ты скажешь. Я подлая. Какая же я! Просто не знаю, как все это произошло. Только было ужасно. Тебе больно, но я не могу иначе. Нам надо все выяснить. Ты должен сам решить. У меня просто нет сил больше так… Я ведь всегда помню твои руки. Помню собаку. А ты помнишь? В комиссионном на Урицкого стояла она на тумбочке — большая, шоколадная, с ярлыком, ты помнишь? Теперь ее уценили, она с ярлыком и сейчас сидит, только цена другая. Я каждый день заходила в скупку, она все сидит и смотрит коричневыми глазами. Укоризненно смотрит. Я ее погладила по голове, у нее холодная голова. Это меня успокоило. Летом жарко, а у нее холодная голова, или, может быть, мне это показалось? Я боялась, что ее кто-нибудь купит, это ужасно! Когда ее убрали на переоценку, я потеряла равновесие, просто не находила себе места. Я была так одинока, Антон. Я не находила места. А как-то зашла в магазин — собака сидит на том же месте, у нее холодная голова. Это меня успокоило. Около собаки стоял молодой мужчина, большой, неуклюжий, совсем как ты, и смотрел на собаку. Я привела его домой. Мы долго сидели, я на кровати, он на стуле. Я не помню, о чем мы говорили, может, ни о чем и не говорили. Я думала о тебе, мне казалось, что он — это ты. Странно, Антон, но так было.
Я разобрала постель, и мы легли. У него были мягкие, как у тебя, волосы. Мне показалось, что это ты вернулся. Что я говорю, Антон, но у меня нет сил… Я спала, когда он ушел. Потом он еще приходил, но я не открыла ему. Я поняла, что это не ты. Пришло какое-то оцепенение. Самое большое горе — живот, он никак не хотел подождать, рос, рос, прямо на глазах. Я старалась перетянуться шарфом, но становилось трудно дышать. Ты меня не слушаешь! Ты посмотри, какая я безобразная, у меня под рубашкой спрятан арбуз… Ты только мне скажи, если что случилось в твоем сердце, то ты сканей. Я убиваю тебя, Антон. Ты очень постарел, это я тебя состарила, тыне был таким. Ты был не таким, нет, Антон, это не ты! А я не старею. Я просто перестала чувствовать, а когда перестаешь чувствовать, то человек сам по себе, а жизнь сама… Лучше бы я стала старухой, старость острее чувствует — это я предполагаю.
Мне кажется, Антон, что я чего-то недопонимаю, не добираю нутром. А ты все понимаешь, ты переполнен. Если не можешь, то я уйду. Во мне ничто не изменилось. Я все такая же. И другая. У меня не твой ребенок. Он наш! Мне это странно, я даже не понимаю, почему он не твой. Я просто догадываюсь, что он не твой. Странно. Нет, он твой. Иначе не могло быть. Абсурд. Я думаю сейчас о том, что дети есть дети. Я же его рожу, тебе это не безразлично? Я тебя замучила? Я старею, Антон, по ходу действия, я только сейчас это почувствовала. Надо пойти посмотреть на собаку, если она там, на месте, значит, все в порядке. У меня нет выхода. Скажи, у меня есть выход? Какая-то я странная. Скажи, правда? У тебя тоже нет выхода. Это тот случай, когда у людей нет выхода. Ну, разве это выход — уйти и мучиться, и мучить меня? И тогда не будет ни тебя, ни меня. Вместе мы есть, а так нас не будет. Когда ты и я — это что-то значит. Тогда воздух, земля, дома, люди, собаки имеют смысл. Это ведь что-то значит. У нас будет ребенок. Если захочешь, я рожу еще сколько захочешь!