— Разве я не понимаю, но из кубиков складываются гроши. Работать-то надо.
— Я не к этому, — с продыхом сказал Егоров. — Уйду я, Игнатьев. Не хотелось бы, но придется. — Он отвернулся и стал смотреть за реку, туда, где в солнце разгорались макушки деревьев.
Игнатьев обескураженно молчал. А что тут скажешь? Значит, человека подточило, подмыло, тут уж недалеко до душевного обвала. Вон как в прошлом году на Бахапче рухнул берег, и все, не к месту вспомнил Игнатьев.
— Ладно, зачищайте забой, Егоров, там видно будет, не паниковать.
Игнатьев вернулся в карьер к обеду.
— Слушай, Егоров, — сказал он, устало приваливаясь на ковш, — принимай новый экскаватор. Экипаж подбери сам.
На стройке давно уж ждали новый экскаватор, но, по слухам, его сулили самому Ложкину… Но раз бригадир говорит, стало быть, знает, что говорит.
— В таком случае, — сказал Егоров, — зачем подбирать других людей…
Игнатьев уехал, а Егоров ходил вокруг своего экскаватора, как он это делал двадцать лет, когда что-то ломалось, и костерил машину последними словами. За эти долгие годы Егоров так свыкся с машиной, что не раз вел с ней беседу, когда смазывал подшипники, или драил, или их красил. А вот теперь ему дают новый экскаватор. Не верилось, и душу точило беспокойство.
— Ах ты, передряга старая, — ощупывал Егоров болты. Подтянул стремянку. — Если бы ходовую заменить, еще бы поползал сколько-то, а так… — Егорову назойливо лезла в глаза то одна, то другая изработавшаяся деталь. — Ну, ты, старикан, не думай, что вот так Егоров взял и бросил тебя.
Он подбирал слова поокатистее, повнушительнее для этого момента. Он пытался убедить себя и машину в чистоте намерений. Смешно, но ему обязательно нужно было получить от себя изнутри одобрение. Но наедине с экскаватором его голос звучал отчужденно и потерянно:
— Помутил ты мне душу, пора и честь знать, отработал свое. А я вот теперь с козы и на самолет. Видишь, как твоему хозяину подфартило.
И сам не зная зачем, Егоров протер прожектор.
— Ну, вот и разул бычий глаз. — Он задумчиво постоял на гусенице и спрыгнул на землю. Резанула мысль: «Вроде как из-под полы суют мне новую машину. У нас раньше так не делали, не-е. А что подумают механизаторы, что скажут? С какой стороны, за какие такие заслуги Егорова посадили на новый экскаватор? Почему Егорова, а не Вострякова. Ну, на самом деле, почему, чем хуже Востряков? — саднило нутро Егорова. — А другие машинисты чем хуже? Если Егорову, то почему заглазно, а не при всем народе, как полагается, обсказать все честь честью».
Не потому ли Егоров и заспорил с Игнатьевым, когда выбирали площадку под монтаж нового экскаватора.
— Ну чем тебе не площадка, — доказывал Игнатьев, — мастерские рядом, выточил, высверлил…
— Тесно тут, да и глаза на людях мозолить. Воздуха нет, — выставлял свои доводы Егоров.
— Ты, Егоров, не мудри. Может, тебе кислородную подушку подать? Так ступай в больницу, там тебя накачают, не будешь ерепениться.
Егоров только откашлялся.
— Правда, хоть подавай подушку с кислородом. — А подумал: «Лучше бы уж на своем работал, черт дернул за язык. Вот и Афанасий косится, сквозь зубы сегодня поздоровался».
— А ну тебя, — отмахнулся бригадир, — выбирай сам площадку, где нравится. По мне, хоть за поселком, на пустыре, монтируй.
— На пустыре, говоришь? — Егоров даже обрадовался такому решению: от глаз подальше. Но тут же сник. Куда от людей скроешься, работаем-то вместе. — Лучше всего монтировать у старой машины, — вырвалось у него.
Дома Глафира сразу поняла состояние мужа:
— Тебя что, переехало?
— Ты мне, Глаша, робу почище дала бы, — уклонился Егоров от ответа.
— Куда это выряжаться, перед кем? Не молоденький ведь.
Пока Егоров мыл под краном руки, в дверь сунула свое остренькое личико Зина. Увидев Егорова, отпрянула. «Эта кикимора знает уже, — подумал Егоров. — Без этой нигде не обойдется».
— Чего тебе? — спросила Глафира и прикрыла дверь.
Егоров задержал дыхание, но Зинка так тараторила, что ничего было не разобрать.
— Мой пока молчит, — Глафиру Егоров различал хорошо. — Ложкин на моей памяти три экскаватора заездил… гребет деньгу…
— С кем ты это? — отдуваясь, громко спросил Егоров.
— Зинка, за солью, — хлопнула дверью Глафира. — Копи соляные, Баскунчак у меня тут, — притворно заругалась она. — Садись ешь, который раз грею.
Глафира налила тарелку щей, поставила поближе к Егорову и сама присела к столу, не спуская пытливых глаз с мужа.