Одной из любимейших книг детства были «Три мушкетера» Дюма. Перед самой войной мне необыкновенно повезло: я купил в книжном магазине, который регулярно посещал, «Трех мушкетеров» в детгизовской серии «Библиотека приключений и фантастики». Я и мечтать не смел о такой удаче.
Насколько ценил я это приобретение, можно судить по такому факту. Когда стало ясно, что мы в ночь с 18 на 19 августа 1941 года покинем Запорожье и надо припрятать от возможного грабежа все самое ценное, то я спустился в погреб, вырыл там ямку, спрятал в ней, обернув в кусок клеенки, «Трех мушкетеров» и засыпал их землей. Это был мой клад. Увы, когда после войны мои родители вернулись в Запорожье и отсудили нашу квартиру, моего клада в погребе уже не было. Видимо, воры искали, не зарыты ли в погребе драгоценности, и набрели на книгу. За неимением другого захватили ее.
Из книжных событий детства одно связано с романом Николая Островского «Как закалялась сталь». Как-то я, придя домой, увидел на диванной полочке завернутую в газету книгу. На мой вопрос, что это за книга, Лёсик ответил:
– Это мамина книга по акушерству. Не трогай ее.
Вскоре он ушел. А нужно сказать, что я уже рассматривал мамино руководство по акушерству, хранившееся у нас дома, рассматривал потому, что оно обещало раскрыть женскую тайну, уже привлекавшую меня. Так что я легко нарушил запрет – раскрыл таинственную книгу, чтобы рассмотреть, что там внутри. К моему удивлению, я увидел, что Лёсик меня обманул. Это была «Как закалялась сталь» Николая Островского. Я начал ее читать, и судьба Павла Корчагина меня очень увлекла, так что я не мог от нее оторваться. Павка Корчагин стал моим любимым героем.
Оказывается, Лёсику ее дали только на сутки или двое. Боясь, что я, начав ее читать, не дам ему возможности, когда он вернется из школы, проглотить ее за вечер и часть ночи, он и обманул меня. Все же я успел прочитать большую часть книги, которая произвела на меня очень сильное впечатление. Она воссоздавала жизнь героя. Это было главным.
Впоследствии, когда моя старшая двоюродная сестра Зина старалась убедить меня, что роман Островского художественно слабый, я отвергал ее нападки. Я не понимал, что такое эта художественная слабость, а она не могла привести убедительные для меня доводы своей правоты. С Лёсиком мы роман, увы, не обсуждали.
Пробелом в моем чтении была поэзия. Я любил стихи Маяковского, но поэтические произведения практически не читал, и это наверняка обеднило мой духовный мир, сделало его прозаическим не только в прямом, но и в переносном смысле. Рационализм и прагматизм стали ведущими чертами моей натуры по той же причине. К этому надо присовокупить и неумение воспринимать и понимать музыку во всей ее глубине и тонкости. Все это сделало мое душевное устройство односторонним и обедненным. Попытки преодолеть эту односторонность я предпринимал, но безуспешно. Ходил вместе с женой на цикл органных концертов, но душа моя оставалась холодной, а мысли витали далеко от звуков. Если я волевым усилием заставлял себя браться за чтение поэтических сборников, это тоже ничем хорошим не кончалось. Каждый из них я бросал, прочитав лишь десяток страниц. Чтение стихов быстро утомляло. Душа моя оставалась холодной. Ни музыка, ни стихи ее не разморозили. Я и музыку, и стихи воспринимал рационально. Они задевали мои душевные струны только тогда, когда я улавливал в них некую мысль, некий сюжет. Печально, но факт.
Во всяком случае, именно чтение определило мою судьбу. Интерес к книгам, возникший в детские годы, стал ведущим в моей жизни. Так как, быть может, мне не с руки будет вернуться к этой теме дальше, то кратко напишу, как это проявлялось уже не в детские годы.
Огромную радость испытал я, увидев в библиотеке сочинского госпиталя, куда я попал поздней осенью 1942 года, целым и нетронутым полный комплект номеров журнала «Интернациональная литература».
Во время учебы в дагестанской школе я стал активистом поселковой библиотеки. Помогал библиотекарям в работе и был допущен к книжным полкам, что необычайно расширяло возможности выбора и обогащало мои библиографические познания.
Когда я начал учиться в Москве, то постепенно стал собирать собственную библиотеку. Книги тогда были огромным дефицитом. В продажу новых книг поступало очень мало и в небольшом числе экземпляров, несмотря на то что в Германии в счет репараций книги повышенного спроса печатались огромными тиражами.