Затем Макферсон взял Герхарда в НПИО для разработки электронных устройств, тождественных человеческому мозгу. Макферсон успел уже побеседовать с десятком-другим кандидатов на эту должность, которые «отдавали себе отчет в сложности проблемы» или видели в ней «интересные побочные возможности», но Герхард сказал, что «это будет занятно», и тут же был зачислен в штат НПИО.
Примерно так же сложилась и жизнь Ричардса. Он окончил среднюю школу и полгода проучился в колледже, но тут его призвали в армию. Его должны были отправить во Вьетнам, но он предложил кое-какое усовершенствование в электронных приборах радиолокаторных установок. Предложение оказалось дельным, и Ричардс, уехав не дальше Санта-Моники, продолжал военную службу уже в лаборатории. После демобилизации он тоже пришел работать в НПИО.
Близнецы-колдуны, улыбнулась Дженет.
— Привет, Джен, — сказал Герхард.
— Как дела, Джен? — спросил Ричардс.
Оба они не признавали никакой официальности и даже Макферсона называли Рогом, на что никто больше в отделении не решался. И Макферсон с этим мирился.
— Отлично, — сказала Дженет. — Процедура третьей степени рассмотрена на конференции. Сейчас я иду к нему.
— Мы кончаем проверку компьютера, — сообщил Герхард. — Как будто все в порядке, — и он показал на столик, где в окружении электронных приборов стоял микроскоп.
— Где он?
— Под микроскопом.
Дженет подошла ближе. Под микроскопом лежала прозрачная пластиковая коробочка размером с почтовую марку. Внутри коробочки находилась сложная система крохотных компонентов. Наружу было выведено сорок контактов. С помощью микроскопа «близнецы» по очереди проверяли каждый контакт.
— Осталось проверить логические цепи, — сказал Герхард. — И на всякий случай у нас приготовлен резервный блок.
Дженет подошла к полкам с картотекой и стала перебирать карточки анализов.
— У вас остались карточки для психологических тестов? — спросила она.
— Вон там, — ответил Герхард. — Вам какие нужны: пятимерного пространства или TV-мерного?
— TV-мерного.
Герхард открыл ящик стола и достал оттуда картонный прямоугольник и плоский пластмассовый перфоратор, к которому цепочкой был прикреплен заостренный металлический стержень, похожий на карандаш.
— Это ведь не для вашего «третьей степени»?
— Для него, — ответила Дженет.
— Но вы уже столько раз его проверяли…
— Еще один, последний, для истории болезни.
Герхард отдал ей карточку и перфоратор.
— А ваша «третья степень» знает, что с ним собираются сделать?
— В значительной мере, — ответила Росс.
Герхард покачал головой:
— Он просто сумасшедший.
— Да, — сказала Дженет. — В том-то и беда.
На седьмом этаже она остановилась у столика дежурной сестры и попросила историю болезни Бенсона. Сестра была новая и незнакомая.
— Я очень сожалею, — сказала она, — но мы не выдаем карточки родственникам больных.
— Я доктор Росс.
Сестра смутилась:
— Извините, доктор, я не заметила вашего значка с именем. Ваш больной в семьсот четвертой.
— Какой больной?
— Маленький Джерри Питерс.
Дженет смотрела на сестру, ничего не понимая.
— Вы же педиатр? — спросила сестра.
— Нет. Я — психиатр из НПИО. — Дженет поймала себя на том, что говорит с излишней резкостью, и поморщилась. Но слишком уж часто ей приходилось слышать в детстве и юности: «Ну, конечно, ты хочешь быть сестрой, а не доктором» или: «Женщине лучше заниматься педиатрией. Это как-то естественней».
— А! — сказала сестра. — Значит, вам нужен мистер Бенсон из семьсот десятой палаты. Его уже приготовили.
— Благодарю вас, — сказала Дженет, взяла историю болезни и пошла по коридору к палате Бенсона. Она постучала и услышала выстрелы. Приоткрыв дверь, она увидела, что в палате зажжена только лампочка на тумбочке, но полумрак был голубоватым: ярко светился экран телевизора.
Человек на экране говорил: «…умер, прежде чем его тело коснулось земли. Две пули в самое сердце».
— Добрый вечер, — сказала Дженет негромко и открыла дверь пошире.
Бенсон обернулся. Увидев врача, он улыбнулся и, нажав кнопку рядом с постелью, выключил телевизор. Голова у него была замотана полотенцем.