— Но ведь вы тоже их любите?
— Пустяки, куплю еще, если захочу.
К тому времени, когда они дошли до угла, мальчик уже рассказывал о своих занятиях живописью. Чтобы добиться этого, Грант спросил, чем он любит заниматься, и, не дожидаясь ответа, высказал предположение, что, вероятно, он занимается живописью.
— Как вы догадались? — спросил мальчик, от изумления широко открыв глаза.
Гранту почему-то вдруг стало стыдно — как будто его уличили в обмане.
— У тебя вид… как у мальчика, который занимается чем-нибудь таким, творческим, — сказал он, отчаянно себе твердя, что это не обман, а нечто совершенно обману противоположное — исправление несправедливости.
— Вы художник? — взволнованно воскликнул мальчик.
— Нет, — ответил Грант, и собственные слова зазвучали для него так, словно доносились откуда-то издалека. — Но всегда хотел им быть. Всю жизнь жалел, что не стал художником.
— А почему не стали?
— Потому что… считал более важным другое. Но важнее этого нет ничего на свете, ты понимаешь? Даже если трудно, даже если над тобой смеются.
— Вы и вправду так думаете?
Мальчик смотрел на него восторженно и благодарно. Грант отвернулся.
— Что-нибудь… что-нибудь не так? — встревоженно спросил мальчик.
— Нет, ничего, — ответил Грант, поворачиваясь к нему снова. — Мне хотелось бы взглянуть на твои работы. Покажешь?
Мальчик вспыхнул:
— Что вы, это же не настоящая живопись! То есть… пока не настоящая.
— Но ведь ты еще очень молод. Ну так как, ты мне ее покажешь?
— Отец сейчас дома, а он не любит чужих.
— А ты мне вынеси. Я подожду здесь, на углу.
— Хорошо.
Мальчик вернулся минуты через две с пачкой больших листов под мышкой. Грант взял их дрожащей рукой — он был не в силах унять охватившую его дрожь. Эти работы, его собственные бесценные попытки к самовыражению, давным-давно были заброшены, забыты, уничтожены. А теперь…
Грант раскрыл одну,
— О! — сказал он.
Мальчик поднял глаза, посмотрел на него снизу вверх, и углы детского рта опустились от внезапного разочарования.
— О! — изменив тон, сказал Грант.
Он быстро перелистал остальные. Они были вовсе не такими хорошими, какими он их помнил. Но это, наверное, неизбежно — расхождение воспоминаний с действительностью? В конце концов, для двенадцатилетнего подростка не так уж и плохо.
— Вам не нравится? — обеспокоенно спросил мальчик.
— Что ты, очень нравится! По-моему, превосходно. — Гранта снова охватило чувство вины, только на этот раз еще более острое. Усилием воли он прогнал его. — Надо работать дальше — у тебя талант.
Тут из окна над ними раздался хорошо знакомый ему голос, и вниз, на них с мальчиком, посмотрело столь же хорошо знакомое ему лицо. Грант закинул голову и увидел своего давно умершего отца. На него же, но со страхом смотрел и мальчик.
— Что ты там делаешь? — грубо крикнул отец.
— Я просто… Сейчас иду, — и мальчик повернулся к Гранту спиной.
Отец пристально посмотрел на Гранта и отошел от окна.
— До свиданья, — сказал мальчик, — мне надо идти.
— Хорошо, — сказал Грант, а потом вдруг заговорил с лихорадочной поспешностью и настойчиво: — Но помни, что я тебе сказал. Ты не должен бросать своих занятий живописью — не должен, слышишь? Я здесь только… проездом, больше не появлюсь. Так обещай мне, что не бросишь занятий. Обещаешь?
— Обещаю, — ответил мальчик. — Честное слово.
Уже растворяясь в темноте парадного, он обернулся и сказал:
— Спасибо за леденцы.
И исчез.
Грант постоял секунду, глядя ему вслед, а потом повернулся и пошел с этой улицы, из своего прошлого, во тьму будущего.
Он увидел над собой карие глаза доктора Майера. Потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, где он и что с ним происходит. Потом…
— Но ведь я не должен здесь быть! — воскликнул он, приподнимаясь и садясь на кушетке. — Это какой-то трюк!
— Но разве вы не побывали в прошлом?
— Д-да. Нет. Черт возьми, я не знаю! Как будто бы побывал. Но это ни к чему не привело — я такой же, как прежде.
— Вы уверены?
Грант растерянно повертел головой.
— А ваша память? — тихо сказал доктор Майер. — Загляните в свою память.
— Подождите, — выдохнул Грант. — Да, верно!
Странно. Будто смотришь на что-то сразу с двух точек. С одной — я только что встретил мальчика, выходившего из школы. С другой — воспоминание о том, как лет сорок назад меня остановил незнакомый человек… и угостил леденцами. Я отчетливо помню все. — Он задрожал. — Как жутко!