Он говорил, что умом понимает, что он и сейчас не маленький и не слабый. Масштабы разрушений в нем таковы не потому, что он слабый. Разрушения потому так велики, что долбили-долбили и так и не смогли продолбить. Не смогли сломать, хотя ломали долго, настойчиво.
Но из-за того, что так велики разрушения и так много страдания, и так много страшного вспоминается и так тяжело это заново переживать, и так много страдания и нужды в поддержке и помощи, он и сам себе начинает представляться слабым и сломанным. И боится, что близким он тоже кажется таким.
И он теряется и пропадает как сильный, как равный, как профессионал (во всех смыслах, которые были тогда и есть сейчас).
Беда, или счастье, или и то, и другое, в том, что, чем больше он ходит туда и раскапывает завалы боли и страха, тем больше доступа получает к силе и умениям, тем лучше ему жить здесь, тем больше он себе нравится. Он становится устойчивее и сильнее, возвращая, вынося из ада потерянные и забытые части себя. И поэтому "в этом аду мне как медом намазано".
И всю сессию снова и снова возникало и возвращалось слово "профессионал" - из самых разных ответвлений разговора, в разных смыслах, в разных областях. Он чувствовал в этом слове много силы, крепкую опору.
В самом конце, когда М. закрывала сессию, Лу неожиданно снова увидел того мальчика в большой темной комнате. Он понял, что не просто побудет с ним там, в темноте, чтобы не было страшно и одиноко. Понял, что он сам и есть этот мальчик. И все, что у него есть, вся сила и крепость, умения и стойкость - все принадлежит теперь и мальчику. Они - одно целое. Один и тот же человек. "Он это я. И все мое принадлежит ему. А у меня есть много чего, много-много. Я буду здесь".
Записки сумасшедшего: Не только что, но и как
Есть две вещи, которые обрывают мои попытки признать себя тем самым Симоном из Вальпараисо, признать себя собой и заодно присвоить, то есть авторизовать весь этот опыт, все свои поражения и победы. Одна из них - мыль о том, что так не бывает. Вторая - что я не знаю, как я это сделал.
Как бы это объяснить.
Если завтра передо мной положат книгу с моим именем на обложке, но с незнакомым названием, про которую я не помню, как я ее придумал, сочинил и записал, как я жил в это время, день за днем и месяц за месяцем, как мне в голову приходили те или иные мысли и сюжетные ходы, какого цвета была клавиатура, какое вокруг стояло время года... Пусть даже мне покажут договор с издательством, который подтверждает, что книга точно моя. Пусть даже мои близкие начнут рассказывать мне, что я замучил их фрагментами и отрывками, выкладыванием в блоге глав не по порядку и, в общем, всем, что обычно сопровождает мой творческий процесс. Пусть мне покажут даже мои черновики. И пусть это будет самая прекрасная книга, лучше всех, что я до сих пор написал. Мне будет невозможно признать ее своей, потому что я не знаю, как я это сделал. Но я еще смогу допустить вероятность того, что это я ее написал, да. Потому что я вообще-то делаю это время от времени. Пишу книги, да. Бывает. Это мое дело, ну, вот, выпал кусок из памяти - но это вообще мое.
Но если мне покажут фотографии или даже видео о том, как я лезу на скалу, или прыгаю с парашютом, или еду верхом, нет, лучше на мотоцикле, или что я лихо танцую танго, или чечетку, или иду по канату, я не смогу в это поверить. Я не делаю этого вообще-то. Я не знаю, как это делается. Не умею.
И вот - я не знаю и не умею того, что мне показывают мои "картинки". У меня нет необходимой подготовки, нужных знаний, навыков, умений. Здесь и сейчас - нет. И пока я не увижу в этих "картинках", не важно, будут это картинки для глаз или для эмоций и телесных ощущений, пока я не обнаружу там способы и подходы, инструменты и формы для деятельности, я не могу принять результаты этой деятельности как свои.
Я здесь не знаю, как это делается.
Я поверю, что я это умел, если я увижу не просто, что я это сделал, но - как я это сделал, то есть, как я это умел.
Всё просто. Вопрос не в самооценке или в мысли, что я недостаточно хорош для таких результатов. Я достаточно хорош. Но я знаю, как я пишу книги, и я не знаю, как я прыгаю с парашютом, потому что я никогда не прыгал. Хорошо, оговорюсь: здесь не прыгал. И не собираюсь. Я вообще боюсь высоты. Поэтому я как-то еще могу допустить, что действительно занимался тем, чем занимался. И попал под раздачу. И что-то знал. И не хотел им отвечать.
Но что сумел выстоять? При том, какие средства были применены?
Я, несомненно, время от времени натыкаюсь на куски этого, с первых же сессий. Но там есть только результат: чувство победы и близкое небытие. Там нет того, что могло обеспечить этот результат. Там нет знания, как я это сделал. Поэтому я не верю. А заодно перестаю верить вообще всему и отмахиваюсь от всего на всякий случай. Но оно так просачивается и проникает из пространства сессий наружу... Не отмахнешься.
Неокончательный диагноз: " ... Ты есть, ты бежишь, ты здесь! "
После той сессии его снова охватило сильное желание физической нагрузки, организованной и регулярной. Его тренер в этот день отменила встречу. Он надеялся принять участие в игре-квесте, запланированной в Серебряном бору в ближайшее воскресенье, но погода заставила организаторов отменить мероприятие. Это очень огорчило: хотелось как раз побегать по лесу за какой-нибудь задачей. "Прям хоть обувайся и сам бегать иди, вот засада!" - а он никогда не испытывал пристрастия к бегу как виду спорта или развлечению. По крайней мере, она не испытывала. Несколько попыток бега для похудения оставили у нее самое неприятное впечатление. А он и не пробовал. И когда прошлым летом давняя подруга рассказывала ему о том, с каким удовольствием она бегает ежедневно по лесопарку, он отвечал дифирамбами велосипедным прогулкам.
Однако 10 июня утром он встал, натянул видавшие виды шатны-карго защитного цвета, обулся в легкие летние берцы и направился в парк возле дома. Он не пытался пробежать сразу много, кое-что слышал об интервальном беге, так что начал со ста шагов попеременно бегом и быстрым шагом.
Тропинка протянулась под деревьями, между кустов, сквозь заросли крапивы и пустырника. Было тепло, влажно от испаряющейся росы, солнечные пятна мелькали на земле, солнце било в глаза через прорехи в листве, звенели птицы...
11 июня почти с удивлением обнаружил себя шнурующим берцы. Хотел просто пройтись, но увидел траву - какие-то зонтичные вымахали уже выше головы... и солнечные пятна на дорожке, и свет между листьями прыгает в глаза. И птички чирикают. И берцы на ногах.
Не удержался.
Далее - все лето, и даже когда они уехали к морю, он выбирался из палатки в семь утра и бежал вдоль моря, как обычно, каждый день. Он чувствовал покой и удовлетворение, и вопрос "кто я?" этим летом не вставал. Он - тот, кто бежит по тропе, там и здесь, тогда и сейчас...
Харонавтика : сессия N 21 - 20.06.13 : " В желтой жаркой Африке ..."
Сессия N21, 20 июня 2013
- Не хочу никаких ужасов, никаких подвалов... Хочу чего-нибудь хорошего. Хочу Африку.
Так он начал разговор 20 июня. Прошло почти два месяца с первой сессии "про Африку", и в эти два месяца он прошел еще одну область ада и действительно устал.