- Ладно, - сказала она. - В кино ты мог видеть. Но в жизни ты мог чувствовать - задницей, руками...
- Ну, хорошо, - согласился Лу. - Хорошо, поехали... Ездил бы я туда, где они стоят? На юг, на север? В Талькауано, например, когда у них ремонт на полгода. В Пунта-Аренас... Страна длинная, есть куда поехать.
Лу подумал: хочу к нему, хочу ехать к нему. Он так боялся увидеть что-нибудь из кино, что ничего и не смог увидеть, но вскоре ощутил давление на лицо - ветер? И еще - как будто затекли ноги. Вообще все тело так... затекло. Он вышел и походил, то есть, он потянулся, встал и походил, потряс ногами. Снова сел на диван и вскоре почувствовал, что сидеть ему неудобно: слишком высоко - если вытянуть ноги под тем углом, как хочется, до педалей не достать. Ну не так же прямо и откровенно? - привычно возмутился он.
Но потом довольно долго ничего не менялось и не происходило. Лишь на миг показалась картинка дома, того, где розы, где виноградники вокруг. Но Лу решил, что это так, это он мысли думает. И не стал обращать внимания.
- Ты хотел про корабли, - напомнила М., - как связана машина с кораблями?
И тут Лу заулыбался опять, расцвел. Улыбка - больше лица. Он весь дышал радостью. Ничего связного не сказал, только - что стояли они вечно в каких-то богом забытых отдаленных местах.
Счастье. Он чувствовал такое счастье, что оно не помещалось в груди. И хотелось приложить руки к груди, закрывая ее середину, чтобы удержать внутри, спрятать то, что там.
- У меня есть секрет, - сказал он, - моя тайна, от которой я счастлив.
Выписки:
"В понедельник 6 августа в 8 часов вечера на флоте была введена боеготовность номер один. По мере того как офицеры и моряки возвращались на свои базы, происходили аресты, число арестованных превышало сотню человек.
Во вторник 7 августа было объявлено о "раскрытии заговора на двух кораблях эскадры, поддерживаемого экстремистскими элементами, чуждыми флоту". Ходили предположения, что в деле были замешаны "Адмирал Латорре", самый крупный корабль военно-морского флота, и "Бланко Энкалада"...
Радист капрал Хуан Лагос и сержант машинного отделения Хуан Карденас были подвергнуты диким пыткам.
В порту Талькауано, центре второй военно-морской зоны и наибольшей концентрации флота, прошли массовые аресты на крейсерах "Прат", "О' Хиггинс" и в морских судоверфях.
Руководил арестами и обысками в Талькауано начальник военно-морской контрразведки, фрегатен-капитан (capitan de fragata) Гахардо Аларкон.
Обстановка террора, потрясающая этот район уже на протяжении целого месяца, была настолько тяжелой, что Единый профсоюзный центр потребовал 11 августа отставки командира зоны контр-адмирала Хорхе Паредеса.
В Вальпараисо тоже были произведены аресты в Морской инженерной школе и в училище подводников".
Лисандро Отеро, "Разум и сила: Чили. Три года Народного единства"
Разговоры на полях: Мельницы и драконы
- И как тебе работается с ним?
- Ты же понимаешь, что я не могу ничего рассказать про клиента?
- Я так и думал. А про себя?
- Про себя... Ладно. Однажды мне приснился сон.
Сон был длинный, нудный и трудный - бесконечная уборка конюшен и чистка коней. Расчесывая гриву очередному, задумалась о том, что я понимаю про "присоединяться" и про "работать с тем, кто предъявляется", я другого не понимаю - как войти в ту реальность.
- Дыши со мной, - внезапно сказал конь. - Садись и дыши.
Это было еще утомительнее, чем чистить конюшню. Сидеть без седла в темной душной пустой конюшне и дышать в навязанном чужом постоянно меняющемся ритме, ощущая его всем телом.
- Устала.
- Дыши. Экологически чистый способ и безопасный. Никаких веществ, одна лошадиная сила.
- Долго еще?
- Видишь мельницы на холме?
Вокруг по-прежнему стены конюшни, темно и пусто.
- Откуда тут мельницы? Холмы?.. А, вот на том, впереди, кажется есть... И что теперь?
- Теперь дождись, пока они станут драконами, и иди работай.
М. замолкает, смотрит перед собой.
- Это всё, что ты расскажешь?
- Всё.
Харонавтика: Сессия N 41 , " Зелен виноград ..."
Сессия N41, 09 июня 2014
<...>
Он стал думать о том доме с розами, доме, окруженном виноградниками.
М. сказала: Ты на что-то смотришь? Вот и смотри туда.
Лу смотрел, но его наполнило ошеломление: а что, можно? Правда, можно туда? Ему очень, очень - с того момента, когда в первый раз этот дом увидел, стоя у себя на кухне и глядя на тарелку с серебристой каймой, всегда хотелось пойти туда и посмотреть, но никогда не приходило в голову, что можно просто так взять и пойти. Что вообще это можно. Удивление, радость и как будто растерянность от неожиданности. С одной стороны, он понимал, почему не пытался прямо пойти и посмотреть на этот дом: для этого сначала пришлось бы признать, что это "самовольно" пришедшее воспоминание такое же настоящее, как те, что приходят в сессиях. Но как будто удивление не ограничивалось этим. Оно было такое долгое и настойчивое, оно не проходило, и Лу отметил, что, возможно, не только здесь он чувствует его. Может ли быть, что он чувствовал такое же изумление, когда получил приглашение приехать в тот дом? Вполне может быть.
Он смотрел, чувствовал, как там было, видел виноградники - ряды, ряды играющих на солнце листьев.
- Какой там виноград? - спросила М.
Лу решил увидеть себе красивый темный виноград, но ничего не вышло. Он сразу понял, что виноград зеленый, мелкий - не созрел еще. И это был такой неоспоримый факт - только развести руками, ничего не поделаешь. И было забавно, как он попытался сделать себе красиво - а не вышло.
Но это было совершенно не огорчительно, просто забавно.
Потому что там было столько воздуха и света, простора, безмятежности. И счастья. Ему пришлось сильно сжать руки, обхватить кулак другой ладонью и сжимать, пришлось кусать губы, потому что уже некуда было улыбаться, такая широкая улыбка выходила, и как будто: ну нельзя же так откровенно улыбаться. И он еще оставался с этим.
Лу знал, что был там не один. И там было столько счастья: как будто сейчас свет изнутри пробьет в тебе отверстия, и ты будешь светиться лучами из них, во все стороны. И он пытался это удержать в себе.
И смотрел, смотрел: слева пространство ограничено, там, кажется, горы. Впереди тянутся ряды виноградной лозы. Виноград еще зеленый, его даже толком не видно. И земля такая... Лу пытался найти слово для этого цвета, найти в кабинете предмет похожего оттенка. Но ничего подходящего не нашел. Единственное слово пришло в голову почему-то - пастельная. Слово было странным здесь, он не знал, к чему его приложить. Цвет земли - как будто чуть розоватый и пыльный, и между рядами не видно травы, плотная утоптанная земля.
- Совсем другой дом, - сказал Лу. - Настолько не похож на мой... Мне кажется, здесь есть место для радости и тепла, даже для веселья, может быть. И дышится совсем по-другому. И светло. И тепло.
Он добавил, что не знает, как там было на самом деле, но ему-то казалось именно так. Место, простор, покой. Можно выпрямиться, можно дышать.
Надышавшись, он спросил: интересно, какая реальная травма стоит за всем этим? Вряд ли стоит пытаться проломить эти фантазии и добраться до нее. Когда-нибудь, когда ему будет достаточно безопасно, она сама выйдет на свет.
- Я не вижу смысла работать с этим путем разрушения, - сказала М.