Выбрать главу

А хрен вам, мартышки.

Он моргает. Все его писательское нутро в изумлении. Конечно, вместо хрена он употребил другое слово, и с этим все в порядке, но - мартышки?! В этом контексте? В русском языке это слово звучит почти ласково, оно уж точно не о тех, кто тебя убивает, медленно и с чувством.

И он идет искать это слово в словарях - и находит.

macaco s. m.

1. MamМfero pequeЯo del orden primates, de hocico saliente y callosidades glЗteas; vive en grupo en los bosques asiАticos y africanos.

2. Persona pequeЯa y poco importante.

NOTA Frecuentemente usado como apelativo cariЯoso aplicado a niЯos.

3. Chile, Cuba: Feo, pequeЯo o mal formado.

Он внимательно смотрит на последнюю строчку.

Он снова растерян, почти испуган тем, как проникают сквозь его нынешнее незнание языка - непредсказуемо и необъяснимо - смыслы и чувства.

Ур-роды, говорит он. Проклятые уроды. Хрен вам.

Записки сумасшедшего: То, что я знаю теперь

Радость и удовлетворение... Радость и удовлетворение.

Да нет же!

Разве эти два слова могут передать, что я чувствовал в самом конце той сессии? В тот момент, когда я понял, что их ненависть, их очень личная ненависть ко мне, кажется, подтверждает мою надежду: я убил хоть кого-то из них. Сам. Лично.

По-русски это надо назвать так: кровожадная радость, кровожадное удовлетворение. Мне нужна была их кровь, их смерть. Я хотел их убивать. Я радовался от того, что мне это удалось.

Это очень неуютное, пугающее знание о себе - сейчас, когда я такой мирный человек и такой гуманист. Что-то во мне говорит, что и тогда я не был кровожадным сам по себе.

И вне пространства сессии, вне пространства памяти мне страшно знать и признавать о себе такое. Настолько страшно, что я не нахожу правильных слов. Настолько страшно, что я забыл, совсем забыл об этом факте. Я запомнил, как наткнулся на "мартышек", как был изумлен выбором слова. Но я совершенно не помнил, как торжествовал и радовался, осознав, что мне удалось воздать им хоть немного, хотя бы немногим из них, за то, что они сделали с Хорхе. Да и за все остальное.

Я забыл и не помнил этого.

И только вот сейчас, несколько месяцев спустя, перечитывая записи сессий, чтобы отдать их для этого текста, я обнаружил "второе дно". Мне стало не по себе. Мне было трудно и страшно признать, что я чувствовал это, переживал эти эмоции, я, такой хороший и добрый, незлопамятный и цивилизованный.

Так вышло по чистой случайности, что я посмотрел в тот же день заключительные кадры фильма "Гараж "Олимпо"". Это не про Чили, это про Аргентину. И в этих кадрах - самих по себе - вроде бы ничего страшного нет. Просто летит самолет, военный, транспортный. Большой самолет. Летит над морем. И открывается рампа, хвостовой люк. На этом кино и заканчивается. Ничего страшного, если не знать, что сейчас из самолета будут падать люди, живые, только одурманенные специальными уколами. Обычная практика в те годы в тех краях. В Чили тоже так делали после 1973-го.

Весь фильм смотреть я не рискнул: я очень сильно и тяжело реагирую сейчас на такие фильмы, а мне надо разбирать записи сессий, нужна ясная голова и глубокое ровное дыхание. Я и так стал ругать себя за то, что посмотрел отрывки. Чем ты думал, что ты теперь с этим будешь делать, всё такое я себе говорил, потому что дышать стало нечем и ощутимо потряхивало.

На следующий день я попытался рассказать своему партнеру оба эти куска вчерашнего дня. И неожиданно для меня самого они сложились вместе, как ладонь с ладонью. Они друг другу подходят.

Я очень рад, я испытываю огромное облегчение и благодарность к судьбе, что сейчас я свободен от тех долгов. Но там и тогда - я согласен с тем, что делал, я рад, что делал это. Я снова в согласии с собой. И больше тут не о чем говорить.

Записки сумасшедшего: "Это не сон, это не сон..."

Порой на самом краешке сна проявляется что-то такое... само по себе не страшное и ничего особенного, но почему-то я выпрыгиваю из дремы как ошпаренный и долго не могу отдышаться, и тело каменное и рвется забиться куда-нибудь, прижаться к чему-нибудь и дрожать, и задыхаться.

Нет привкуса кошмара - кошмары я сплю иначе, там или смотришь до конца и не рыпаешься, потому что не понимаешь, что это сон, пока не проснешься сам собой, или понимаешь, что сон, но не можешь вырваться, он окружает, как призрачная реальность, которой не веришь, но развеять не можешь.

А здесь даже и не сон, дрема. Как будто уголок спрятанной памяти - как носик утюга, к которому нечаянно прикоснулся, и отдергиваешь руку рефлекторно, даже не успев осознать, что делаешь и почему. И потом обожженное место болит. Так и здесь. Выдергиваешь себя из предсонья, даже не поняв, что случилось. Затопляет тоска, глубокая и безысходная, непонятно из чего происходящая, но исходящая из тела, сознанием только регистрируемая, как свершившийся помимо него факт. Тяжелая телесная тоска. И хочется забиться, вжаться, дрожать и плакать. И не отдышаться никак.

Вот сегодня было. Я, за рулем, кажется - мусоровоза. Я не могу посмотреть снаружи, я просто знаю, что это мусоровоз, тяжелый и громоздкий, и я с ним такое вытворяю... И азартный, хищный оскал. Я не поворачиваю голову - занят - но я обращаюсь к кому-то, сидящему в кабине рядом, слева от меня. И оценивающая такая мысль, как будто продолжение спора, то ли с самим собой, то ли с ним, то ли вслух, то ли внутри головы: думаешь, простой мирный журналист мог бы такое? А я буквально выплясываю с этим мусоровозом в узких каких-то улочках и задворках, быстро, точно, красиво и экономно. Ясное понимание, что это там, уже после 11 сентября, и что это какое-то... противозаконное деяние.

Руль справа.

Справа?

Острый приступ недоверия. Что делать английскому мусоровозу в Южной Америке? Нет, не может быть. Просто сон, мало ли. Потому что я совершенно точно - на правом месте и за рулем, и там есть еще кто-то слева.

Потом я вспоминаю про Японию, до которой, собственно, рукой подать через океан.

Я принимаюсь искать все, что можно найти про японские мусоровозы в шестидесятых, но не нахожу. Где, где, как искать такую информацию? Это даже не южноафриканские армейские ботинки... Потом приходит сестра и говорит, что стоит обратить внимание на британскую военную базу на Фолклендских островах. Смотрю по карте - ну, или через Патагонию, или севернее, поперек Аргентины... Странновато. Но, кажется, не невозможно. Точнее я вряд ли смогу узнать. Ищу картинки английских мусоровозов того времени - и нахожу подходящий. Очень плотно, компактно собранный, с плоской "мордой", крепко сбитый. Я чувствовал его таким в этом странном полусне - буквально телом чувствовал его динамику и реакции. Я прикидываю возможности мусоровоза в городской герилье - и понимаю, что цены ему нет.

Харонавтика: "Мусоровоз, вперед лети!"

Сессия N28, 21 октября 2013

Ему повезло: призрак мусоровоза явился как раз накануне очередной сессии. Перед началом работы он рассказал М. о тех флэшбэках, которые случились в предыдущую неделю, напомнил о том давнем, в мае, когда он вывалился из утренней дрёмы в бросок на стену, в наручниках, - и что состояние после этих вспышек очень напряженное, тело собранное и готовое к резким, сильным движениям. Он рассказал, что после двух подряд таких пробуждений уже боится ложиться спать. В этих вот последних картинках, в самих по себе, вроде ничего страшного, но шлейф тяжелый, пугающий.

Как всегда, М. спросила: чего ты хочешь?

И как всегда - он хочет очень много, он хочет всё. Но как вместить это всё в ограниченное время? Как выбрать? Зная, что заранее неизвестно, что именно откликнется в этот раз, он называет списком: хочу про мусоровоз, хочу больше узнать про свою учебу, хочу про отношения с людьми там.