На фонарный столб взгромоздилась ворона. Сгорбилась, поглядела кругом. И нехотя скользнула плавно по воздуху вниз, словно по крутой горке на лыжах съехала.
Чей-то петух тоже скучал, как и я, степенно поглядывал кругом. Увидел, что в сторонке лежит курица, греется на солнце. Наполовину закопалась в пыль, одно крыло выпростала, раскинула по земле веером. Может быть, петух посчитал это непорядком, он двинулся боком к курице. Она его заметила, подтянула крыло, неохотно вылезла из ямки, отряхнулась и стала ждать приказаний. Но петух остановился на полпути и больше не обращал внимания на курицу, задумчиво глядел в сторону.
Больше ничего особенно интересного я не видел, а до смены целый день.
— Шамо, чего скучаешь? Поедешь со мной в Грозный? К началу твоей смены вернемся.
Это знакомый заводской экспедитор выскочил из столовой с планшеткой под мышкой, что-то доедая на ходу.
Мы домчались до города очень лихо, за час с лишним. Там, на складе техснаба, я помог экспедитору и шоферу погрузить в кузов полосовое железо. Мы договорились, где и когда я их должен ждать, чтобы ехать домой. И я пошел к Хаматхану. Ни его, ни Цирцениса не было дома.
Я заглянул в свое родное профтехучилище, побыл немного там, а потом отправился в гастроном. Духота на улицах! Лето еще не набрало полную силу, а в Грозном уже жарко.
В мясном отделе девушка строго сказала мне, что Хахаев принимает пельмени в пачках. Я пошел через улицу во двор гастронома и увидел, что мой друг сидит в белом переднике на ящике вместе с таким же толстым, очень широкоплечим парнем. Это был мой спаситель Шалва, турист и физрук Шалва Гогоберидзе, веселый парень лет двадцати трех, с глазами навыкате. Он учил Хахаева пить коктейль из пива и сметаны.
Хахаев попробовал и уныло поморщился, сплюнул.
— Пей! — приказал Шалва. — Ты толстый, в такую жару ты не можешь есть первое-второе, а как ты иначе поддержишь свой исключительный упадок сил? Клянусь, мне это интересно, мне это очень интересно! Только вот таким коктейлем и поддержишь, пей. Это тебе одновременно и легкая еда и прохладительный напиток… Шамо, пей и ты. Клянусь, ты будешь думать, что пьешь натуральный кумыс!
Я выпил, мне понравилось.
Потом в самом деле подъехал «пикап» с пельменями в пачках. Я и Шалва помогли Хахаеву сгрузить их, перенести в холодильник.
Хахаев начал отпускать покупателям мясо и пельмени, то и дело покрикивая:
— След-дщий! След-дщий!
А мы с Шалвой ушли. Я проводил его до школы. Там он показал мне, как перестраивают спортивный зал, какая у них теперь будет во дворе гаревая дорожка-стометровка. Для натяжки тросов волейбольных сеток Шалве нужны были новые винтовые крепления. Я тут же снял чертеж и пообещал Шалве изготовить у нас на заводе эти крепления.
Хорошо я провел время, но отъезд еще не скоро. И я решил пойти к Цирценису в институт.
Понимаете, я пошел туда просто из любопытства, на полчасика. А получилось так, что я стал бывать в институте каждый раз, как поеду с экспедитором в Грозный. Можно сказать, я включился в научную работу.
Сектор Ярцевой и Цирцениса расположен не в здании института, а в маленьком флигеле. В коридоре я увидел на длинном транспаранте слова: «Мы, советские люди, должны блистать изысканной воспитанностью и джентльменством. Нашей воспитанности должен завидовать весь мир». Подпись стояла: «А. Макаренко». Это тот самый, который умел делать даже из бывших воров и хулиганов хороших работяг и джентльменов. Он — великий педагог.
Я заглянул в кабинет. Там толпились люди. Я застеснялся и хотел уйти, но меня увидела Ярцева, сразу узнала, даже обрадовалась мне.
— Заходите, заходите, Шамо! Помогите-ка девушкам оформить один стенд. Вы не владеете плакатным пером?
Она, эта Ярцева, настоящий командир. Она каждому умеет найти дело.
Еще я заметил, понаблюдав за ней не один день, что решает она все очень быстро. Я бы даже сказал так: она сначала делает, а потом планирует. Наверное, мне так показалось потому, что сам я соображаю довольно медленно.
Помощь моя студенткам из нефтяного института — активисткам сектора — была пустяковая. Я написал плакатик для стенда, несколько строчек Сергея Есенина, они мне понравились:
Цирценис тоже меня каждый раз хорошо встречал, прямо как родственника. Он, по сравнению с Ярцевой, немножко замедленный, но друг друга они в конце концов все равно хорошо понимают.