Ребята засмеялись, Хасан тоже засмеялся и замахнулся на Мути:
— Замолчи, провокатор! Идемте спать, ребята, а то завтра смену проспите.
Непонятный для меня человек этот Хасан, наш освобожденный секретарь комитета. Он уже в возрасте, ему лет двадцать шесть. Некоторые ребята считают, что он настоящий формалист, зануда и любит заглядывать в рот начальству. Кто его знает… Меня он тоже своим занудством немало помучил, но в одну из моих трудных минут Хасан оказался совсем не таким, как о нем кое-кто думал.
„ДОРОГИЕ ГОРЦЫ И ГОРКИ!“
Много всякой путаницы на свете. Например, почему в нашем городке почти никогда не услышишь слов «мы, горожане»? Деревенскими мы себя тоже очень редко называем, а к слову «горожане» или еще не привыкли, или… Вот тут путаница и начинается.
Звание «город» наш райцентр получил совсем недавно. Получил благодаря тому, что лет семь назад здесь построили наш электроинструментальный завод, а вслед за ним — трикотажную фабрику (пока действует только первая ее очередь).
Значит, кто-кто, а уж мы — заводские и фабричные — могли бы с чистой душой называть себя горожанами. В том-то, однако, и загвоздка, что именно среди нас больше всего настоящих деревенских жителей. Особенно это касается фабрики: там работают девушки и женщины из одиннадцати сел и аулов. Каждое утро автобусы везут со всей долины и предгорья людей на фабрику и завод. Не думайте, что это целое путешествие. Живут в нашем краю так густо, что кое-где можно, как говорится, из своего аула сходить прикурить в соседний аул.
Ладно, городские или деревенские — какая разница. Рабочий класс — вот мы кто, работающие на фабрике и заводе.
Правда, тут можно опять запутаться, потому что в нашем районе почти все крестьяне — тоже рабочий класс. Почему? Потому что у нас совхозы (только один колхоз, кажется, и есть, где-то высоко в горах). А все, кто в совхозе, — это рабочие. Значит, тоже рабочий класс. Сельскохозяйственный.
И все же в докладах во время праздников, в статьях так и говорится: «…теперь, когда в городе Дэй-Мохк построено два мощных промышленных предприятия, в этом ингушском краю республики тоже возник рабочий класс». Может быть, совхозников это обижает, я не интересовался. Вряд ли могут быть обиды, потому что даже в самом нашем городке почти в любой семье кто-то работает на заводе или фабрике, а кто-то — в совхозе. Это потому, что Дэй-Мохк раскинулся посреди полей и ферм. Даже в самом Дэй-Мохке — центр одного из совхозов.
Мы — горцы. Мужчины — горцы, а женщины — горянки. Так и принято всегда говорить, хотя один московский поэт во время литературной декады у нас в районе немножко запутался насчет горянок. Наш комсорг Хасан послал меня и еще троих ребят прислуживать на писательском банкете (он мне всегда какие-нибудь странные поручения придумывает). И там приезжий поэт от всей души говорил в своем тосте: «Дорогие горцы и горки!» Его поправят шепотом, а он забывает и опять: «Дорогие горки!»
Мы — горцы, горский народ; нам нравится это название. А на самом деле мы большей частью никакие не горцы: живем на равнине. Когда-то были поголовно горцами, жили среди скал. Теперь же большинство ингушских поселений на равнине. Наш городок весь на ладони, если посмотреть даже с ближних, не очень высоких гор. Помню, как удивилась технолог Таня (она уже при мне приехала работать на наш завод):
«А где же Кавказ?! Я будто и не выезжала из средней России: тут у вас тоже степное приволье, овражки… А горы где?»
Ей посоветовали ложиться спать, отдыхать с дороги. А утром повели к каналу, он бежит мимо нашего заводского поселка по небольшой возвышенности. «Теперь поворачивайся спиной к каналу, — сказали ей. — Открываем занавес!»
Вчера был туман, скрывавший наши горы. Сегодня они на виду. Невысокий Шами́ль-Гу — «Курган Шамиля». В него упирается наш городок.
Дальше высятся Черные горы. Так назвали их, наверное, потому, что они выглядят издали совсем темными: покрыты лесами. Потом уже видишь, совсем вдалеке, могучую серую стену с зубчатой вершиной хребта. Это Скалистые горы. Самая крупная из них Столовая гора. Там, в отрогах Скалистых гор, и жили наши предки. Но всегда мешала одна беда: почти нет земли, одни скалы. Поэтому большинство ингушей и спустилось когда-то в долины.
Ну, а за Скалистыми горами главное чудо, от которого Таня не могла оторвать глаза: цепь снежных гор во главе с Казбеком, который свободно видит земли ингушей и чеченцев, видит Осетию, видит Грузию.