В сборочном цехе, где одни женщины, Марзи сходу крикнул из вежливости: «Сидите, сидите, не надо вставать!» Он думал, что при появлении старика все женщины вскочат с мест, как положено по старинному обычаю. Да я провалился бы от стыда за дедушку!
«А теперь он с директором разговаривает, — подошел ко мне и доложил с усмешкой Алим-Гора. — Директор сказал ему, что завод делает за сутки три тысячи электросверлилок. Ты ведь знаешь, как старики обычно балдеют, когда услышат такое. Сказки потом по аулам пускают про наш завод! А твой Марзи… И чего ты его мне навязал?» Оказывается, Марзи ответил директору, что все его сверлилки — это бер ло́увзар — детская игра.
Я поглядел издали и заметил, с каким выражением лица слушает директор моего дедушку. Вежливое и замкнутое выражение. Будто прислушивается человек к чему-то своему. Я часто замечаю такое выражение у своего соседа по станку — токаря-полуавтоматчика Ивана Дмитриевича: он с тобой разговаривает, а ты по его лицу видишь, что он ни на миг не перестает слышать «голос» своего станка.
«Не переживай, — сказал мне Алим-Гора, — я сейчас постараюсь оттащить старика от директора, пока он еще чего-нибудь не ляпнул…»
Однако Алим-Гора постеснялся подойти близко к ним. Потому что директор вдруг обнял моего дедушку за плечи, отвел его в сторону, усадил на скамейку возле цеховой доски Почета, под фикусом. И завел с Марзи какой-то очень длинный разговор. О чем, я так и не смог потом узнать у Марзи. Как я ни допытывался, Марзи отвечал одно и то же: «Пока — секрет… Я обещал директору помалкивать».
Алим-Гора расслышал только первые слова, сказанные дедушкой директору: «А ты знаешь, молодой человек, что сказал Серго Орджоникидзе горцам? Он сказал еще в тридцатом году: «Стройте автомобильный завод, ингуши!» Вот каким был Серго. Орел! Далеко видел… Автомобили делать или же сверлилки — это немножко разный сорт, молодой человек!»
Странно, что директор не обиделся за наш завод, а даже очень заинтересовался разговором.
Я думаю, что только такой грубый и резкий старик, как Марзи, может назвать нашу работу «бер лоувзар». Все остальные старики смотрят на завод и фабрику как на легенду. Живую легенду.
Наши заводские наслушаются таких стариков и считают себя в душе людьми немножко легендарными. Я говорю о тех, кто работает с первого дня. Ветераны. Вслух, правда, они ничего легендарного о себе никогда не говорят, у них всегда есть одна простая песенка для нас, вчерашних пэтэушников. Такому ветерану лет тридцать, не больше, а разговаривает он с новичком так, словно поглаживает седую бороду, свисающую до пупка: «Ты должен знать историю своего завода, молодой человек, должен знать, как мы создавали это предприятие. Сейчас тут тысяча двести человек, если, допустим, и тебя за человека считать; а нас было вначале всего сто. Ты после смены скорее согласишься умереть, чем на лишнюю минуту задержаться в цехе; ты мчишься к автобусу — не видать бы тебе синего неба! — так, будто бы тебя дома собственная свадьба дожидается. А мы по двадцать четыре часа не выходили из цеха, готовили для вас, шелудивых, оснастку, налаживали технологию; и все это, оказывается, для того, чтобы вы, молокососы, вместе с ордой пэтэушников гробили по незнанию или глупости станки и могли делать каждые полчаса перекуры. Знай историю родного завода, мальчик!»
…Напрасно боялся кадровик Хизир, что я могу переметнуться на трикотажную фабрику. Завод — мой дом. Завод-легенда. Фабрика — тоже легенда, но это женская легенда. И не с фабрики все начиналось в моем краю. А с нашего завода. После армии я вернусь сюда, в свой цех, а как же иначе?
Конечно, мой дедушка мечтал о другом. О том, чтобы его внук Шамо стал военным. Нет, не командармом. Это нам ни к чему. А комбригом. Комбриг Асланов. Это звучало бы просто и хорошо. Комбриг Заама Яндиев. Был такой. Комбриг Асланов! «Я об этом и мечтать не могу, Шамо! — говорит Марзи. — Комбригов не из такого материала делают, как ты. Ты не тот товар, Шамо. Что поделаешь, если аллах нам тебя послал…»
Да, Марзи, да. Эту ошибку аллаха теперь не исправишь.
„ТЕХНИЧЕСКАЯ ПОЛИТИКА“ — ЭТО НЕ МОЕ ДЕЛО
Мы устроили в термичке у Алима-Горы маленький перекур, когда заглянул Мути и быстро сказал: