Хорошо, что мой герой, кажется, дошел до понимания этого и даже склонен — юморист в душе! — посмеиваться над теми, кто верит лишь во внешний лоск. Иначе не стал бы я ничего из рассказанного моим героем записывать.
Судить Шамо за некоторую путаницу в его мыслях мне вообще не хотелось бы. Ведь он из тех горских ребят, которые, как говорится, только-только сменили черкеску на рабочий комбинезон: завод возник у межи кукурузного поля, в окружении аулов. Старики по привычке тянут к своему, а заводская молодежь работает и живет в атмосфере рабочего коллективизма, по нормам новой морали. Отказываться сплошь от всего старого, даже если оно доброе? Нет, надо становиться старикам не на грудь, а на плечи! Мой герой не сразу приходит к этой мысли, он вначале… Впрочем, пусть рассказывает сам.
Я же расскажу немного о себе. В повествовании, которое ведет Шамо, обо мне ничего не будет, потому что не мой герой меня выдумал, а я — его. Вот только для того, наверное, и нужны авторские предисловия, чтобы автор мог сказать о себе.
Мне пришлось понемножку делать многое: я работал землекопом и копировальщиком, плакатистом и спортивным тренером, был режиссером и солдатом, тридцать лет отдал журналистике, из них десять — пишу книги. На заводе, как мой Шамо, я не работал, но родился я, как и он, в таком же ингушском ауле, знаю людей своего горного края, знаю Кавказ и пишу о нем. Мне почему-то всегда интересно было и поучительно наблюдать людей, которые понимают, что легко быть плохим и трудно быть хорошим. Удивительный педагог В. Сухомлинский верно сказал: «Без познания на собственном опыте, что такое трудно, человек может вырасти бессердечным, бессовестным».
В моих повестях «Расплата», «Звезда над Эльбрусом», «Прими путника, дорога!», «Лоре рисует афишу», «Край вейнахов», в пьесах «Именем ревкома», «Я не буду одинок», книге очерков «На горной тропе», в рассказах «Притчи о горском этикете» выведены героями люди сердечные, добрые, совестливые или хотя бы понимающие, что обязанность людей на земле — быть такими.
Не из их ли числа и мой Шамо, рабочий парень?
ЧАСТЬ I
ОСТАВЬТЕ В ПОКОЕ МОИХ ПРЕДКОВ
По-моему, самая глупая вещь на свете — ругаться, кричать. Человек думает, что я стану умнее, если он накричит на меня. А на самом деле это не так. Я теряюсь и перестаю соображать.
К тому же накричал на меня Джамбо́т несправедливо. Это было на стыке смен. Я закончил работу, навел полный порядок на своем рабочем месте и собрался уходить. Но вспомнил, что надо отдать резец хозяину соседнего токарного станка, Ина́лу.
Конечно, Инала и след простыл. В последнее время он всегда так стал делать: едва закончится смена, бросает неприбранный станок и мчится с завода на трикотажную фабрику, чтобы успеть повидать там возле проходной хоть одним глазом свою ненаглядную.
Я открыл тумбочку Инала своим ключом и положил туда резец. Только повернулся уходить, как услышал за спиной зычный голос:
— Приоделся? Помыл ручки после вахты? Чуб свой не забыл прилизать? Да ты красавец, настоящий красавец! Если бы еще и твой станок был похож на тебя, то из нашего завода мог бы получиться завод!
Это был Джамбот. Он пинал сапогом стружки и ветошь, продолжая отчитывать меня:
— Значит, весь этот базар ты оставил своему сменщику, которому предстоит мучиться в ночную? Вот такие, как ты, и губят производство. Разгильдяи, неряхи!
Я растерялся и не знал, что ответить. Может быть, я от растерянности сказал бы, что это не мой станок. И получилось бы, что выдал Инала, а мне от этого стало бы очень противно, хотя мне Инал совсем и не друг.
— Ты что, старый, накинулся на малого? — сказала проходившая рядом На́ни. — Это же не его станок. Не он хозяин.
— Вот-вот. Был бы станок его собственностью, а то — государственный. Ему и наплевать, — понял слова Нани по-своему Джамбот. — А ты чем лучше, Нани? Почему цветы в пролете не полила?
Я взял у Нани метелку и начал мести вокруг чужого станка.
Нани тоже не положено пререкаться с Джамботом. Не потому, что она всего-навсего подсобница и по совместительству уборщица. А потому, что Нани — женщина.
Но это же Нани! Уж она-то в долгу ни перед кем не останется.
— Ты что, Джамбот, и на меня не прочь покрикивать? — спрашивает она с усмешкой. — Вот бы весь завод удивился, если бы я тебе это позволила! Цветы я и так иду поливать, но уж плакать-то ты меня не заставишь. Вчера, говорят, ты довел своей бранью до слез одну сборщицу. Не-е-ет, Нани ты не доведешь! Да и кто ты такой, чтобы на всех покрикивать? Может, ты повыше самого директора завода? Нет, ты лишь на ступеньку выше старой Нани.