— Я не о производстве говорю, — сердится Гора. — У нас на термичке опять оба сатуратора вышли из строя, вот что. Подержать бы тебя целую смену без воды возле печи с температурой восемьсот градусов…
— Я только сорок градусов легко выдерживаю, я не термист, — говорит Мути. — Эх, какую вы тут закуску зря переводите!
— Завтра у Гарси́евых свадьба, вот и получишь там свои сорок градусов, — утешает его Таня. — Там ты и повеселишься, и…
Наш дружный смех не дает ей договорить. Таня у нас новый человек, она не знает, во что превратили ингушские старики наши свадьбы. Иногда не разберешь, свадьба это или похороны. Почти на всех свадьбах старики устраивают так, что не удается ни выпить, ни станцевать. Обязательно придумают старики для этого какой-нибудь предлог, что-нибудь вроде такого: «Дорогие гости, не очень давно в нашем роду умер такой-то, поэтому и вам и нам не очень прилично разводить сегодня чрезмерное веселье…» А на самом деле старики просто боятся. Они считают, что мы, молодежь, испортились и не сумеем держаться на свадьбе в рамках, если слишком развеселимся.
— Рассказать вам, как Шамо перепутал однажды свадьбу с похоронами? — подсаживается Мути с дивана к столу. — Может, сам расскажешь, Шамо?
— Нет, рассказывай ты, — прошу я. — Все равно это неправда…
— Хорошо, расскажу я. Шамо не сумеет, он в три дня одно слово произносит. Вы же помните, каким он приехал из ПТУ? Каждый обычай старался соблюдать, словно старичок. Не понимал, что у нас тут все изменилось: райцентр стал городом, завод вырос, трикотажная фабрика. Ну, сами знаете — НТР среди кукурузных полей. А Шамо по старинке: идет по городку и со всеми здоровается. Прохожие на него как на ненормального смотрят. Из заводской столовой он всегда голодный уходил: только поднесет ложку ко рту, входит кто-нибудь старший по возрасту, а Шамо вскакивает, предлагает свое место, произносит разные старинные вежливости: «Не нужна ли в чем моя услуга, я готов…» Ну, такое его поведение я понимаю: старый Марзи с ним регулярно семинары проводил. С палкой в руках. А Марзи — это такой железный старик…
— Ты о свадьбе хотел, — перебивает Шарпуддин.
— А, о свадьбе? Идет Шамо по своему селу, видит — народ собрался. Это хромой Батарбе́к сына женит. Тишина, как на похоронах. Ни музыки, ни танцев. Старики под навесами сидят, бороды свесили, вспоминают семнадцатый век. Мы, молодежь, переглядываемся издали с девушками, играем с ними в скучные жмурки. А те, кому это надоело, топчутся на улице возле плетня, дохнут от тоски. Я — тоже. Шамо подходит ко мне — он тогда еще не был моим другом, мы даже не были с ним знакомы — и спрашивает тихо: «Что здесь, тя́зет?». Таня, по-нашему это «траур» — «тязет». Я ему отвечаю: «А ты думал, что это свадьба?» Я даже и не хотел его разыграть, а ответил так потому, что сердился на такую свадьбу. Шамо сразу сделал траурное лицо и направился к воротам Батарбека. Мы обрадовались, что сейчас будет хоть такая потеха, и я кричу вслед Шамо: «Эй, парень, не забудь траурный ду́а исполнить, а то Батарбек строгий на этот счет!» Шамо входит во двор, ему навстречу родичи жениха — надо же почтить гостя, хоть и молодой. Лица у родичей жениха озабоченные, в голове своя забота: хватит ли мяса для всей свадьбы и не проглядеть бы, если кто из молодежи тайком бутылку водки сюда пронесет. Шамо тоже делает скорбное лицо и произносит положенные слова в адрес покойника: «Да упокоит бог вашего человека…» При этом он, конечно, воздел руки к лицу, как в молитве. Это у нас называется дуа — траурный обряд. Хромой Батарбек заметил такую картину и бежит через весь двор к Шамо. А Шамо видит, что сам глава рода спешит встретить его, и воздел руки еще выше. Родичи жениха шепчут ему: «Да уймись же! Другие только втихомолку издеваются над нашей свадьбой, а ты посмел открыто?! Наш тейп этого не потерпит, дурак!»
— Ты расскажи, Мути, почему Шамо тут же рванул со двора, не дожидаясь Батарбека, — улыбается Алим-Гора.
— Шамо подумал, что старик наклонился к земле за булыжником. Дело в том, ребята, что Батарбек всегда припадает на ходу на хромую ногу и поэтому достает рукой почти до земли. Все собаки в селе и мальчишки уже знают это и ничуть не боятся. А Шамо забыл походку Батарбека, пока в городе учился. Вот и рванул со двора…
Половина того, что рассказал Мути про меня, неправда, а я все равно не обижаюсь. Я не умею смешить никого, а Мути умеет. Пусть смешит. А главное, мне нравится, что Мути так хорошо высмеивает наши скучные свадьбы. Ведь тут за столом собрались сплошь неженатые. У каждого из нас неизбежно будет свадьба, от этого никуда не денешься.
Свадьба-то будет раз в жизни, а работа — каждый день, поэтому мы то и дело сводим наш разговор к заводским заботам и событиям, нарушаем свой же уговор. Ведь в термичке у Алима-Горы, где наша общая курилка, не обо всем и не всегда поговоришь во время смены.