— Гу́лак эши? Со кич ва!
Это означает: «Не нужна ли моя услуга? Я готов!»
Тут же пьяный уронил голову на траву и захрапел.
— Что «готов», это верно! — захохотал кто-то.
Но Марзи цыкнул, исподлобья мрачно поглядел на пьяного, потом на окружающих и скомандовал:
— Перво-наперво детей отсюда уберите! Эту свинью не трогайте, иначе поднимет визг, люди еще больше обратят внимание на наш позор. Только накройте ему лицо шапкой. Пожилой человек, ему еще жить среди людей… Не его, конечно, жалко, а чести его детей. И сами разойдитесь, сами! Ну! Тьфу на самого умного из вас, весь базар сюда собрали…
Грубиян он все-таки, этот Марзи. У нас ведь старшие обязаны разговаривать всегда так, чтобы это было примером обходительности для младших.
Мы идем с Марзи по базару, позади нас — Бука, и старик ворчит:
— Пока у нас тут не было завода, никто не видывал, чтобы пьяный валялся…
— Валялся не заводской, — говорю я ему. — Это кто-нибудь из аула.
— Значит, аульские — плохие? Тогда ты — самый аульский. Сегодня человек торчит возле Анзора, на глазах у всего базара крутится возле шашлыка и пива. А завтра…
Начинается! Я не остаюсь в долгу и дерзко говорю под смех Буки:
— Да, я выпил кружку пива, правильно тебе донесли, Марзи. Но вот ты-то откуда знаешь Анзора?
Когда я называю при споре дедушку по имени, старик знает, что я сержусь.
— Ты уже не мальчик, ты почти жених, каждый твой шаг теперь у людей на виду, — миролюбиво говорит Марзи и добавляет по-русски: — Народни кантрёл!
На скотском базарчике дедушку интересуют только телята, и я теперь понимаю, зачем он сюда притащился. Он задолжал Буке теленка. Этому долгу исполнится скоро три года, если считать с того дня, когда Бука пришла в наш дом невесткой. По обычаю она должна «держать язык» перед своим свекром — Марзи, молчать хоть до конца жизни, как бы он ни заговаривал с ней, пока он не подарит ей теленка. Тогда она «развяжет язык». Марзи, наверное, догадывался, что из этого получится, поэтому и тянул так с подарком: Бука может заговорить насмерть любого. Однако и тянуть с подарком дальше неприлично, потому что Бука заподозрила старика в скупости, и это дошло до его ушей.
— Не годятся нам такие телята… — бормочет он тихо, чтобы не обидеть продавцов. — От кошки в доме больше пользы будет, чем от такого теленка… Купим в Грозном. Племенного!
Зато с родственником, который продает тут же коня, Марзи отводит душу:
— Прокляни тебя бог, как ты можешь такие деньги за порченого жеребца запрашивать?
— Ш-ш-ш, Марзи, люди услышат… Смотри, смотри, как мой жеребец танцует! — ухмыляется подвыпивший родственник, одним махом взлетает в седло и начинает горячить коня.
— Если тебе одно место перцем посыпать, ты тоже затанцуешь, — не унимается Марзи. — И косит твой жеребец на оба глаза. Убирайся с базара, не позорь нашу фамилию!
…Мы идем через городок к автостанции. Зачем же старик тащит меня в Грозный? Если он думает, что я там буду водить на поводке Букиного теленка, то он крепко ошибается.
Мы трое идем гуськом, как и положено. Впереди Марзи, за ним я, а замыкает на почтительном расстоянии Бука.
— Как там поживает ваш директор завода? — спрашивает Марзи у меня, полуоглядываясь. — Увидишь его, передай ему мой салам-маршалл. Так и скажи — от Марзабека. Он достойный молодой человек, ваш директор. Пусть знает, что мы, старики, одобряем его.
Чудак дедушка. Он, наверное, думает, что я с директором с утра до вечера толкую о том о сем. Да я с ним за два года своей работы лишь один раз разговаривал.
Не нравится мне, как мы идем по городку. Марзи и я налегке, с пустыми руками, а Бука несет тяжелые сумки и авоськи со всякими гостинцами для грозненских родственников. Так ходили горцы в древние времена, потому что у мужчины должны были быть свободными руки на случай неожиданной засады, встречи с хищником. Тогда такой пережиток был вполне правильным. А сейчас это просто дикость. Я поглядываю назад и вижу, что полное, нежное лицо Буки порозовело, на лбу бисеринки пота выступили. Сумки оттягивают нашей невестке руки. Я пожимаю плечами, как бы говоря Буке: «Что поделаешь, я рад бы сам нести эти сумки, прямо-таки мечтаю об этом, но разве этот старик поймет нас с тобой?»
Бука хохочет и говорит мне вполголоса:
— Лицемер! Оба вы с Марзи — староверы, фанатики недобитые. А ты… Рабочий класс! Авангард! Ха-ха, увидели бы тебя сейчас твои дурачки из заводского комитета комсомола!