Но река течет себе и течет еле слышно, весной она совсем маловодна. И чаша фонтана не собирается переполниться, излиться бурными потоками. Там уже полно детишек, плещутся водой. За кустами, где утром гремел магнитофон, тоже мир и покой. Оттуда изредка доносится звяканье бутылок и смех.
Вот кого тут не хватало: идет Замир. Еще подсядет ко мне… Я закрываюсь газетой. Прошел мимо. Пивом от него так и несет. Кому это он так улыбался? Он вообще мастер улыбаться и здороваться с каждым ласково, как с родным. Я глянул через верх газеты, и у меня почему-то сделалось тошно на сердце: Замир прятал за спиной букет цветов. Такие тугие маленькие розы в сверкающем целлофане. Кому это он? Вот, наверное, как надо знакомиться: с цветами в руках.
Да что же это такое? Он направился прямо к е е скамейке. Идет, радостно расставил руки, словно собирается обнять сразу всех троих, сидящих там.
Он здоровается, вручает цветы… слава богу, не е й, а старухе: «Это вам, тетя Лоли!» Девушке он дает плитку шоколада. А бородатому Замир весело говорит:
— Я готов к бою!
Молодец страшилище! Я готов расцеловать его бороду. Он не спеша сгребает с доски фигуры и начинает их убирать в коробочку, отвечает Замиру:
— Будем считать, что мы наигрались. Я пришел сюда вовремя и ждал.
— Куда деваться на этом свете от хамства! — зажмуривается девушка.
— Да там случилась целая история, я чуть под машину не попал! — весело врет Замир. — А потом простоял в очереди за цветами… Виноват, приношу извинения!
— Розы теперь продают в пивном ларьке? — уточняет бородатый.
Старуха ненадолго погружает свой большой нос в цветы и говорит девушке, показывая на Замира:
— Согласись, Ке́йпа, все-таки он прелесть, этот Замир! Он даже врет как-то воспитанно, изящно. Таких молодых людей теперь мало…
— А каких много? — спрашивает девушка. — Нам лишь бы изящно!
Кейпа! Вот как ее зовут… Я не слышу, что она произносит еще, потому что за кустами, где только что осторожно звякали бутылки, загрохотала музыка.
Магнитофон гремел и завывал, было похоже, что в скверик ворвалась и беснуется стая шакалов. Девушка оглянулась на высохшую старуху. Та откинулась на спинку скамейки, вязанье выпало у нее из рук. В обмороке, что ли?
Тогда девушка вскочила на скамейку, вспрыгнула на ее спинку. Гибко балансируя, она разглядывала, что там творится за кустами. Разглядев, начала угрожающе трясти в воздухе высоко поднятой тетрадкой, свернутой рулончиком. При этом платье ее чуть-чуть поднялось, ноги выше коленок оказались белоснежными — сильные и такие округлые ноги. Девушка швырнула тетрадку на скамейку, вложила пальцы в рот и свистнула так пронзительно, как и мне не свистнуть.
За кустами послышался хохот. Эти весельчаки даже постарались прибавить звук, музыка стала еще громче.
Девушка мягко и упруго соскочила на землю. Растерянно посмотрела на Замира. А он пожимает плечами, стукает себя по лбу и кивает в сторону кустов: мол, там же дураки, что с них возьмешь.
Я кинулся мимо Кейпы к высоким кустам. Продрался через них одним рывком, оцарапав себе лицо и руки.
Сидят себе в густой траве. Трое. Молодые, вроде меня. Рубашки нараспашку. Валяются бутылки. И гремит магнитофон.
Один уже вроде бы готов: распустил слюни, зажмурил глаза и мотает в воздухе руками. Это он дирижирует. Другой, здоровяк, старается открыть бутылку с вином, пропихивает щепкой пробку. А третий сидит грызет воблу, волосы у него засаленные, свисают до плеч.
Я наклонился и чуть-чуть убавил звук. Теперь музыка нормальная, никому не помешает.
— Пусть будет так, а? — говорю я. — Там старики нервничают.
— А ну восстанови звучание, гад, — медленно сказал мне длинноволосый, обсасывая воблу.
— А ну поверни ручку громкости на полную, — поддержал и здоровяк.
Да, зря я сам полез к магнитофону. Я прислушался: не спешит ли мне на помощь Замир? Нет.
— Ладно, — говорю я. — Поверну на полную.
Я сорвал с магнитофона кассету, а ручку повернул на полную.
Может, обойдется? Не люблю я драться. «Никогда не лезь в драку первым», — помню я с детства поучение Марзи.
Только я успел об этом подумать, мне как дали в глаз! Откуда-то сбоку. Я же совсем забыл о слюнявом — о том, который дирижировал. И как это он молча мне влепил, втихую. Да еще рванул мою рубашку, хотел меня повалить.