Замир быстро выхватил из кармана хрустящий платок, накинул его Тане на грудь, высвободил ей руки: «Вытирай». И откуда он такой платок белоснежный выволок? Только что у него был другой, такой же помятый, как у меня. Два платка при себе носит, что ли? Замир скомандовал Шульцу, чтобы он дал побольше бумаги. Завернул стаканчики с мороженым и приказал пэтэушникам:
— Эй, кто там из вас помоложе… Помоги-ка девушке донести…
— Эш-ша! Как ты ловко и красиво эту девушку выручил! — сказал Шульц, когда Таня ушла.
Ушел Замир тоже красиво, умереть можно от зависти! Он бросил на прилавок две трешки:
— Окажи мне услугу, Шульц, отнеси вон тем старикам — не знаю, кто они, — лимонаду и мороженого. А вот этим негодяйчикам из ПТУ взвесь килограмм-два орехов.
— Эш-ша… Всё сделаю. Тебе повторить, Шамо?
— Нет, Шульц. У меня трешка осталась до получки, — говорю я громко.
— Да что за счеты… Я тебе и так налью… Ну как хочешь…
— Пока, ребята, — сказал Замир и удалился.
Я пошел через парк в гору, к каналу. Иду и размышляю о том, что далеко мне до таких девушек, как Кейпа. Допустим, только допустим на минутку то, чего никогда не случится: ей надо выбирать между мной и Замиром. Допустим, ей все равно, что у Замира и дом, и на «Волге» он раскатывает, и кошелек набит, а я расписываюсь за свои полтораста. Разве она не увидит другой разницы между мной и Замиром? Он на заводе рядовой контролер, но все же заочник института, станет инженером. А я? Простой токарь. Невоспитанный, неотесанный бедняга, который от своего деревенского отвык, а городское еще не выучил.
Нет, не видно Казбека. Небо гладкое, синеватое, а гор не видно, будто никогда их и не было в той стороне. Обманул ты меня, Казбек, вчера. Когда ты весь на виду, у меня на сердце ясно и радостно. Так было вчера, когда мы с дедушкой и Букой отправлялись в Грозный. Почему же я и сейчас смотрю в сторону Казбека с надеждой? Нет, больше не обманешь меня, Казбек.
Не выяснил я, что такое ревность. Нет у меня даже зависти к этому Замиру.
На том месте, где должен быть Казбек, теперь большая туча. Там, наверное, сейчас начнется страшный дождь. А у нас в долине столько солнца!
КАК ДИРЕКТОР ЗАПОМИНАЕТ ВСЕ ИМЕНА
Прав был начальник цеха: интересная мне работа сегодня досталась. Только очень трудоемкая. Все время на минимальных допусках надо держаться. Даже о сигарете я после перерыва не вспомнил.
— Молодец, Шамо, — похвалил меня мастер. — Не рассчитывал я, что ты так быстро справишься. Иди покури, я пока тебя трогать не буду. Стой-ка, Шамо… Не тебя ли комсорг ищет? Наклонись, спрячь голову.
Цеховые начальники всегда боятся, что у них кого-нибудь заберут для выполнения комсомольского поручения. А мне с такими поручениями везет.
Я успеваю увидеть, что к нам на участок идет не комсорг цеха, а сам секретарь заводского комитета Хасан. Я засовываю голову в тумбочку с инструментом, усиленно ищу там сигареты и спички.
— Где он? — кричит Хасан мастеру. — Я же шел, видел его.
— Может быть, курить отправился? Я тоже его недавно видел.
— Да вот же он! Вылезай из тумбочки, Шамо. Смотри мне, мастер, как бы тебе в партком не отправиться. Его к директору вызывают, а вы тут в прятки со мной вздумали играть…
— Меня — к директору? — поднимаюсь я.
— Тебя, тебя. Жми, секретарша знает. Я тоже сейчас туда приду.
«Наверное, из Грозного позвонили директору, из милиции…» — мелькает у меня в голове. Я хватаю Хасана за руку:
— Не знаешь, зачем?
— Директор скажет. Ты мне свой профиль не показывай, Шамо! Ты всегда нос от поручений воротишь. Директор с тобой шутить не собирается, понял?
Хасан вырывается и убегает. Ничего я не понял! Не будет же мне сам директор поручение давать? «Директор шутить не собирается!» — вот это я понял.
Я перебираю в голове все свои грехи. Профиль я Хасану показывал только потому, что он с этой стороны у меня нормальный. Носа от поручений я никогда не воротил. А вот у Хасана одна привычка есть. Прежде чем что-то поручить, он обязательно меня отчитывает. Наверное, чтобы я не вздумал отказаться. И каждый раз добавляет, что у меня нет постоянной комсомольской нагрузки. Сейчас у директора и это всплывет, и то, что я не учусь заочно и что у меня нет ни одного рацпредложения. В таких случаях всё собирают. Ясно ведь, зачем меня вызывают. У Хахаева и его друга Шалвы ничего с сержантом, наверное, не получилось.
На «улице» нашего пролета меня останавливает Алим-Гора: