Начинает он издалека, а это верный признак, что Марзи не знает, как ответить. Выигрывает время.
— Не называй ты этого Шаипа абреком. Бандит он, а не абрек. Потому что только бандит мог прятаться с оружием в горах после победы нашей власти. Другое дело — при царе. Тогда тоже были бандиты, это те, кто грабил без разбору и богатых и бедных, лишь бы свой карман набить. А были и абреки. Но настоящие абреки никогда не тронули бы того, кто своими руками кусок чурека зарабатывает. Вот вы, молодые, слышали где-нибудь, что знаменитый чеченский абрек Зелимха́н из Харачо́я обидел бедняка? Он и его верный друг ингуш Саварбе́к из Саго́пшей направляли свою пулю лишь на богатеев да на царских карателей. Это были настоящие абреки! А Шаип — бандит. Шпана!
— Тебе же отец приказал…
— Что ты ко мне пристал? Разве у меня тогда такая голова была, как сейчас? Да, отца не слушать — стыдно. Деда не слушать — тем более стыдно. Вот так.
— Чего ты виляешь, Марзи? — бормочет бабушка сквозь дрему. — Скажи лучше, что ты всю жизнь наоборот поступал, никогда не слушал старших… А от этих хочешь, чтобы они по ниточке ходили. Хоть бы сам знал толком, где эта ниточка! Вспомни, ты должен был когда-то мстить Маги́евым. А простил их. Хорошо сделал, но поперек обычая. И против воли старших…
— Нет, по обычаю! — упрямится Марзи. — Старшие мне велели отомстить за то, что они когда-то нашего человека убили. И я бы это сделал, иначе Магиевы первые посчитали бы нас за трусливых, недостойных людей, раз мы не решились отомстить за своего погибшего. Но однажды, когда я их выслеживал и винтовка была при мне, я услышал, как они между собой говорили: «Эти Аслановы, да и сам Марзи, смелые люди, они своей чести не уронят, так что кто-то из нас, считайте, приговорен…» Ну, я вышел из засады и сказал им: «Прощаю вас. Наш погибший и сам был виноват в той давней ссоре. А нашу честь вы цените высоко, в этом я убедился!»
— А как же обычай кровной мести? — интересуюсь я. — Забыл про обычай?
— Уважать тех, кто уважает твою честь, — разве это плохой обычай? — отвечает мне Марзи вопросом.
— Но разве ты имел право сам решать?
— Старшие-то меня отругали, решили другого послать мстить. А я сказал: «Другого? Я в него пошлю ту пулю, которую не послал в кровников!» Ну, старики и отстали, махнули на меня рукой: «От этого дурака всего можно ждать».
— Вот и пойми тебя, дедушка, — говорю я с улыбкой. — Всегда твердишь, чтобы мы слушали старших, а сам всю жизнь…
— Что-о?! — перебивает меня Марзи. — А, чтобы ты в ад попал, из-за тебя шилом в палец себе я ткнул. Вас, молодых, сегодняшнее интересует. У вас на уме новые вопросы, а у меня что есть, кроме старых ответов? Вот и не сходится одно с другим! Но не думайте, что все старое было плохим и не годится сегодня для вас, умных. Видите вот эти турьи рога?
Марзи похлопывает жилистой ладонью по самодельной деревянной морде, похожей на турью, которую он приделал к черепу животного и только что кончил обтягивать кожей, и говорит:
— Ты полагаешь, Шамо, что лишь для того я и вожусь с этим подарком, чтобы уважить твоего Ивана Дмитриевича и угодить тебе? Еще и на свете не было ни его, ни тебя, ни вашего завода, ни ваших паршивых сверлилок, когда мы с русскими делили последний чурек и последнюю горсть пороху. Издалека идет эта дружба, замесили ее ваши деды и прадеды, а не вы!
— А кто спорит, Марзи? — подает голос один из родичей.
— «Кровная месть, кровная месть»… — передразнивает дедушка. — Далась она вам! Это нам в наше время такими глупостями приходилось заниматься, потому что привыкли испокон веков: кто защитит твою честь, если не ты сам и люди твоей фамилии? А вас в случае ссоры и комсомол рассудит, и прокурор. А для затянувшихся, старинных случаев кровной вражды есть теперь новый обычай: мирить кровников на сходе, с участием властей, почетных стариков. Только не думайте, что и этот новый обычай нынешние умники придумали. Первым Серго расшевелил доброе в сердцах кровников, сказал во время гражданской войны: «Давайте на нашем сходе постановим, чтобы ни один кровник не обнажил кинжала против недруга. У нас у всех один недруг: деникинцы. Вот для кого мы должны пули беречь, горцы!» Ни один горец не нарушил тогда этой общей клятвы. Вот и закрепить бы такой обычай, а мы его только-только успели вспомнить, как начинаем опять забывать…
Я знаю, что имеет в виду Марзи. Первое время сходы по примирению враждующих проводились торжественно, на них приезжали даже большие начальники из Грозного. Но однажды Марзи увидел, к чему свели в нашем районе такие красивые сходы. Он ходил к председателю райисполкома хлопотать за какого-то неправильно наказанного дирекцией совхоза родича. Председатель райисполкома решил за десять минут и это дело, и с заготовкой яиц разобрался по телефону, и успел… помирить двух враждующих, наспех зазвав в кабинет нескольких членов примирительной комиссии. Марзи пришел тогда домой огорченным и все говорил: «Кое-как слепили — кое-как и держаться будет… Думают, создать обычай, в который люди свято поверят, — это все равно что дерево посадить. Саженец воткнуть в землю и ленивый сумеет, а вот вырастить из него дерево, повозиться, пока он корни пустит, пока своей жизнью заживет… Спешим, от одного нового к другому новому спешим!»