Нет «старинных» стариков на заводе? Живи без оглядки на них? Нет, они все время с нами. Хорошо у них поставлена информация: дедушке становится известным мой каждый шаг, а дяде Акиму — каждый шаг его сорокалетнего племянника. Вот бы им обоим телевизионную систему, которую, говорят, наш директор собирается купить. Чтобы легче было управлять заводом, в цехах поставят телевизионные камеры-видоискатели. На центральном пульте экран будет показывать все, что делается на участках. Семнадцать камер!
Дедушка Марзи навел бы все семнадцать видоискателей такой системы на меня одного.
ВЕЖЛИВОСТЬ НА КАЖДЫЙ ДЕНЬ
На заводе новость: к нам приехали ученые из города. К нам без конца ездят изучать у нас что-нибудь. То производительность труда, то вопросы экономики, то психологию молодых рабочих, то проблемы борьбы с пережитками в нашем молодом коллективе. Гостевой номер «люкс» в общежитии почти никогда не пустует.
— А на этот раз будет изучение: как мы говорим «салам алейкум» и в какой руке держим нож-вилку в столовой, хотя ножи там никогда и не дают… — объявляет Мути.
— А кто приехал? — спрашиваю я, вспомнив сразу Цирцениса.
— Мужчина и женщина. Фамилия у мужчины какая-то ненормальная. Женщину я еще не видел, а мужчина — с интересной походкой, как по горячим плитам бежит…
— Цирценис? — спрашиваю я.
— Точно! Наверное, он знаменитый ученый, раз ты его фамилию знаешь?
Я их увидел в нашем пролете, это было сразу после обеденного перерыва. Цирценис идет, улыбается так, словно заранее перед всеми людьми на земле извиняется. И без конца уступает всем встречным дорогу, что наших женщин немножко напугало.
Перед Цирценисом, который идет-танцует по «улице» пролета, женщины шаг слегка замедляют, словно бы соблюдая отживший обычай. Но знаете это почему? Он очень внимательный к женщинам, сразу отскакивает в сторону, чтобы уступить дорогу, кланяется. Вот девушка и приостанавливается. Лицо у нее становится такое настороженное, даже воинственное. Потому что Цирценис улыбается, а к мужским улыбочкам у нас на заводе девушки относятся очень и очень строго. На это есть причина. Каждая девушка хочет показать: «Ах, ты полагаешь, что я из тех, кто «среди селения ходит бесстыдно»? (Так говорили в старину о девушках, которые осмеливались выйти за плетень своего двора.) Ошибаешься, мужчина! Я и здесь, на заводе, осталась самой скромной девушкой и не позволю с собой заигрывать».
Очень поэтому замкнутые и суровые у нас девушки на заводе. Не все, конечно. Есть такие молоденькие, что на голове готовы ходить от радости, что на свободу вырвались. Но большинство — очень суровые, так мне кажется. И поведение Цирцениса их настораживает, некоторых даже пугает.
Цирценис от этого, как я заметил, робеет; я наблюдаю, как виновато он прижимает руки к груди и торопится бочком дальше.
— Видел? — тыкает меня кулаком в бок Мути, ухмыляется. — Вот об этом чудаке я тебе и говорил. Гм… Что-то не нравится мне его нахальство; смотри, с каждой встречной заигрывает. Так и хочется пройти мимо него и нечаянно уронить ему на ногу болванку, чтобы немножко пришел в себя… Сразу видно, бывалый ухажер.
Я смеюсь от этих слов Мути. А кто те двое, что идут следом за Цирценисом и так оживленно разговаривают? Один — наш. Человек из района, Газзаев. Я прячусь за станком, пока все они мимо нашего цеха не прошли. А женщина… Кто она? Очень подтянутая, энергичная женщина, еще довольно молодая. Наверное, это и есть Ярцева, начальница Цирцениса. Ее я не знаю, а к Цирценису я обязан отнестись как к своему личному гостю. Он хоть и не ко мне приехал, но я-то ведь в его доме бывал, хлеб-соль у него ел. Даже с гуляшом. Надо ответить ему гостеприимством.
Вот тут бы Марзи мне пригодился. Уж что-что, а рецепты на все виды гостеприимства у него найдутся. Самое простое, конечно, сказать Цирценису: «Мой дом — ваш дом». Такие слова словами и останутся. Получится «красивый разговор», как сказал бы Марзи, потому что никакого дома в поселке у меня нет. Не потащишь же гостей в комнату общежития, где еще надо суметь разбудить Башира. А в аул везти гостей… Это для них далеко.
В ресторан пригласить вечерком? Нет, в Дэй-Мохке ресторан такой, что с приличными людьми туда лучше не ходить.