Насчет того, где кого за столом посадить, поляки тоже ломали голову, это сразу видно. И все равно до ингушей им далеко. У нас это целая наука — где кому сесть. Чеченцы всегда посмеиваются над нами за это. Дедушка любит рассказывать один чеченский анекдот, он считает, что никто на Кавказе не умеет складывать анекдоты смешнее, чем чеченцы. Недаром вспоминают слова Шамиля, вождя горцев, восставших в прошлом веке против царя: «На родном аварском языке я командую в бою, по-кумыкски говорю о любви, а шучу только по-чеченски».
Анекдот такой, он короткий. Чеченец едет по делу через ингушский аул. Его не хотят пропустить без внимания, срочно режут барашка. Но гость никак не может сесть за стол, он торопится. Закончив где-то свои дела, он через три дня возвращается через тот же аул. И что же? Оказывается, не опоздал к столу: здесь все еще только договариваются, кому где сесть. Каждый скромничает, старается уступить другому местечко повыше, причем надо учесть все: кто кому зять, у кого белых волос больше…
Да, много в этой польской книжечке непонятных для меня пунктов. Как все-таки по-разному люди на свете живут. Даже как чихнуть — и это поляки предусмотрели, специально записали.
И тапочки не забыли. Это мне, честно говоря, нравится. И дедушке бы понравилось. Бывая у некоторых городских родственников, я переживаю, когда мне суют под ноги тапочки. Хочешь не хочешь, а снимай свои туфли. У себя в ауле дедушка не разрешает гостю переобуваться. «Мой дом — не мечеть, — говорит дедушка гостю, — а полы для того и созданы, чтобы ходить по ним в том, в чем пришел». В этом пункте дедушка здорово сошелся бы с поляками. У них категорически записано: «В любом случае неудобно предлагать гостям тапочки. Это противоречит гостеприимству и говорит о дурном вкусе». А дальше совсем здорово сказано: «Гости в тапочках поневоле начинают говорить о цене на петрушку или о перебоях с горячей водой». Понимаю, автор шутит. Но если вправду даже разговор людей зависит от таких пустяков, как тапочки и прочая чепуха, — это уже не шутки, это имеет кое-какое значение.
Да, книжка интересная, но сегодня она мне не поможет. И вообще смешно это — жить по справочнику. Никто не поверит, что горец не знает без справочника, как принять гостя. Я буду соображать сам. По обстановке. Открыто спрошу у Цирцениса, что ему от меня требуется. Вот это и есть гостеприимство.
— Шамо, ты что, в библиотеке? — кричит мне мастер и показывает на станок.
Я работаю до конца смены довольно-таки ритмично. Потом иду в столовую, покупаю самые большие плитки шоколада, по рубль восемьдесят штука. Теперь добыть бы еще цветы.
Девочка Макка пасет своих овечек на углу заводского стадиона. Она почтительно привстает с корточек, бросив рисовать свои «классики» на кусочке асфальта, и ждет, что я ей скажу.
— Сможешь мне услужить? — спрашиваю я.
— И спрашивать об этом не надо… — чуть слышно отвечает она.
— Сумеешь собрать вон там, на лугу, цветы?
В ее черных больших глазах вспыхивают радость и ожидание тайны. Она подбегает ко мне и шепчет:
— Хочешь девушке подарить? Я сама и отнесу. А мальчишки покараулят овечек.
— Чего ты выдумала? Какой девушке? Собери хороший букет. Знаешь, где номер «люкс»? Отнесешь туда одной хорошей пожилой тете, она приезжая.
Макка стрелой мчится к лугу. И как это ее загорелым грязным ногам не больно мчаться по кочкам? Я зову ее назад, протягиваю плитку шоколада. Слышу ее удивленно-радостный смешок, она тянет свою чумазую ладошку, облизывает алую губу. Вдруг отшатывается, прячет руки за спину и шепчет, даже побледнела от волнения:
— Зачем это? Я ведь и без шоколадки соберу для тебя цветы, Шамо…
— Макка, возьми. Я давно хотел подарить тебе конфетку, мне очень нравится видеть, как ты помогаешь родителям, пасешь овечек.
— Хорошо, я возьму. Только ты не подумай, что я такая… продажная!..
Прижав плитку к груди, она бежит к лугу, а я смеюсь над ее словом «продажная». Где она такое слово услышала? И с такой козявкой тоже надо соблюдать всякие тонкости…
ЕСЛИ ДАЖЕ МЕТАЛЛ УСТАЕТ…
Интересно, чего у них там в номере «люкс» не хватает? То я им и предложу.
Всего у них хватало! Цирценис и его начальница сидели за обеденным столом. Перед ними стояла большая, как глиняное блюдо для вареной баранины, хрустальная ваза. А в ней, в вазе из хрусталя, полно жареной курятины. В простой миске груда алой редиски и стрелы зеленого лука, в другой миске — яблоки. Золотится на столе плоский горский пшеничный хлеб — толстая и пышная лепешка. Она только что разломана пополам, и от нее идет пар. Рядом стоит бутылка вина, я видел такое вино у нас в магазине. Хорошее вино, рубля четыре эта бутылка стоит. И минеральная вода «Боржоми». Чего тут не хватает, так это сладкого. Пригодится мой шоколад.