Выбрать главу

— Ясно. Самые примитивные операции. При чем тут я, Таня?

— Операции-то простые, но на последней запарываемся: пробивать отверстия приходится с боку колпачка, это неудобно и трудоемко. Больше ста пар отверстий за смену не пробиваем, получается резкий разрыв с другими операциями. Из-за такого пустяка задерживается сборка машинок, все время жалобы и скандалы. Директор вовсю ругается.

— Таня, я же токарь…

— А тут нужен не токарь, не слесарь и не инженер. Нужна голова!

— Я — это голова?

— Найдутся и получше, Шамо. Все же погляди на колпачки свежим, сторонним глазом. Вдруг что-нибудь и в твоей голове мелькнет. Так бывает. А может быть, с Хасаном хочешь об этом потолковать?

— Нет, нет, Таня, лучше без Хасана! — Я сделал глубокий рыцарский поклон, помахал у ног Тани воображаемой шляпой с пером: — Просьба дамы для меня закон!

— Вот таких и любят девушки, Шамо. А вообще-то сказать…

Она вдруг зарделась, опустила глаза, стала зачем-то тереть пальцем этот замасленный колпачок.

— Знаешь, Шамо, наступает день, когда на всем свете есть один парень. Один! Единственный.

А-а, понятно. Этот день, если я верно заметил, для Тани настал. На всей планете есть один-единственный парень — Ибрагим, он работает у нас в Дэй-Мохке инженером-механиком совхоза. Кажется, в родстве с Алимом-Горой. Я помню, Таня и Ибрагим вместе участвовали в каком-то рейде райкома комсомола.

Я рад за тебя, Таня! Он очень привлекательный и открытый парень, этот Ибрагим. Но еще вопрос, как его родители отнесутся к вашей дружбе.

— Я должен видеть, как этот колпачок ведет себя в сверлилке, Таня. Видеть его в сборке.

— Получишь. Я выпишу сверлилку на себя. Постарайся, пэтэушник! По-моему, ты — голова. Задумчивые люди всегда до чего-нибудь додумываются. Ну, запускай свой станок…

Вскоре меня оторвал от работы еще один человек — Цирценис. Наверное, он уже запутался в лицах. Не сразу соображает, что это я, Шамо, а раскрывает блокнот, чтобы записать мои имя и фамилию. Потом радуется, что я — это я, задает мне странный вопрос:

— Вас ругает мастер или начальник цеха, Шамо?

— Обязательно.

— И когда же вам приятнее слышать замечания?

— Никогда, — честно отвечаю я, но этот ответ Цирценис не записывает.

— Понимаете, Шамо, одни из ваших станочников полагают, что гораздо лучше, если замечания сделаны начальником в конце смены и в конце рабочей недели. Не в начале, а в конце. Тогда это не выбивает из рабочего ритма, не отражается на выполнении задания.

— Лучше, если в начале. А то придешь домой и вместо отдыха переживаешь.

— Какое же замечание может быть в начале смены? Авансом?

— Нет. За вчерашнее. Да всегда найдется за что.

— Ясно. Видите, какие разные точки зрения. Спасибо, Шамо. Это у нас пока беглый, прикидочный опрос. Позже мы проведем социологическую анкету. Мы хотим, чтобы у инженерно-технических руководителей были научные рекомендации, как строить этику отношений. И по вертикали, и по горизонтали.

А-а, понимаю. Горизонталь — это я и Мути. Или мастер и мастер. А вертикаль — это я и мастер.

— Что вы скажете, Шамо, о продолжительности замечания?

— Лучше, если коротко.

— Резонно, вполне резонно. Стопроцентное восприятие информации, идущей из уст начальника, происходит лишь на первом этапе общения. В последующие минуты этот процент начинает резко снижаться. У наших коллег из ГДР — у немецких ученых — имеются любопытные наблюдения на этот счет.

— А у поляков? — спрашиваю я.

— Вероятно, у них эти проблемы пока разрабатываются мало. Как, впрочем, и у нас. Ну, мы еще выступим на заводе со своими соображениями.

Цирценис вальсирует дальше, виновато улыбаясь встречным. Похоже, что наши девушки уже не шарахаются от него. Когда он пройдет, они начинают шептаться между собой и смеются.

А Ярцева меня разоблачила. Я и Мути поели в обеденный перерыв и шли к озеру, положив руки друг другу на плечи. А Ярцева возвращалась с луга вместе с Маккой, в руках у них цветы. Ярцева увидела меня и Мути, сразу догадалась, что мы — друзья. Она издали погрозила мне пальцем, со смехом покачала головой:

— Попались, Шамо? Вот выдам вас Цирценису.

Мы с Мути идем в обнимку дальше, он говорит:

— Ты и Гора жить не умеете спокойно! Мать мне за эту вазу голову оторвет. И дались тебе эти обычаи, всякие тонкости поведения… Заводской котел все переварит! Проще надо жить, проще, а то все время будете вы с Горой задумчивыми ходить. Смотреть противно на вас.