Как же мне не быть сегодня задумчивым, если завтра суббота? Я уеду завтра в Грозный и найду Кейпу. Я буду искать ее день, два, неделю. Месяц. Я не вернусь в Дэй-Мохк, пока не найду ее.
Я САМ ПРОШУ ПОРУЧЕНИЕ. ПОНИМАЕТЕ? САМ
Тебе хорошо собирать цветы на лугу, Кейпа? Ты ли это?
Я поднимаю глаза к горам, к синему небу, где бродят бело-голубые облака. Горы — это горы. Облака — это облака. Глаза меня не обманывают.
Но ты — это ты, Кейпа? Здесь, в Дэй-Мохке?! На нашем заводском лугу?! Ты гибко вскочила на серый камень, высящийся над луговой травой, ты подняла вверх руку с цветком, будто разглядываешь, хороша ли эта ромашка на фоне гор и неба.
Я вижу твои ноги, успевшие так нежно загореть за месяц весны. Я вижу, как полыхнули солнцем твои волосы. Все так же, как тогда, в городском скверике. С той лишь разницей, что тогда ты была. А теперь тебя нет. Ты не можешь быть здесь. Мне показалось, что это ты.
— Шамо, совсем совесть потерял — так разглядывать девушку? — раздается у меня за спиной насмешливый голос Мути.
— Ты не знаешь, кто это? — спросил я, не оборачиваясь. — Там, на лугу…
Я зажмурил глаза и тотчас открыл их. Девушка спрыгнула с камня и обернулась к нам.
Это была Кейпа. Она стояла неподвижно, и луговой ветерок не шевелил ее волос.
— Не знаю, что ты в ней нашел, — фыркнул Мути. — Слишком худая. Мне больше нравятся полные.
Ноги медленно несли меня туда, где неподвижно стояла, склонив голову и глядя на нас исподлобья, Кейпа.
— Новенькая, с фабрики, — спешил мне вдогонку Мути. — Художница или практикантка у художницы, не знаю, ребята еще не выяснили. Роспись тканей будет делать. Думаешь, она сейчас гуляет? Нет, это у нее такая работа. Целый день может по лугам гулять: смотрит на цветы и придумывает новый рисунок. Нам бы с тобой такую работу! Да, Шамо? Бутылочку пива в карман — и гуляй по лугу. Два раза в месяц расписываться в кассе.
— Отстань от меня…
— Тьфу, зануда. Правильно Алим-Гора говорит, что ты за эту неделю всем ребятам надоел. Если у тебя кто умер — скажи, похороним.
Мути отстал, но потом догнал меня прыжком и прошептал в ухо:
— Смотри не нарвись: ее уже с Замиром видели. Мое дело — предупредить. Не опоздай в цех! Перерыв кончается.
…Она все так же исподлобья продолжала смотреть в мою сторону и не двигалась, застыла на месте. Но теперь я видел, что ее грудь сдержанно вздымается, а на шее у нее быстро-быстро бьется голубая жилка. Мои ноги заплетались в высокой траве и цветах, я боялся, что этот шелковый шелест может спугнуть Кейпу. Так было однажды в лесу, куда Марзи водил меня на охоту. Молодая лань замерла на опушке горной чащи, я открыто шел к ней по травянистой поляне, опустив ружье. Так же, как сейчас, шелестела трава. Мне казалось, что еще миг — и лань расслабит свое дрожащее от волнения тело, покорно подойдет ко мне и доверчиво коснется моей шеи теплыми губами. Но лань пружинисто вспрыгнула и растаяла во тьме леса.
— Здравствуй… — тихо сказал я девушке, робея от ее пристального взгляда.
Она наконец вскинула голову, внимательно поглядела в сторону сверкающего, искрящегося озера. В пальцах у нее был цветок. Она резко ударила им по букету, дунула по взвившимся пушинкам. Откинула прочь ненужный теперь стебелек и ответила мне спокойно:
— Здравствуй.
Вот и весь наш разговор. Ни минутки мы не были с ней больше. Она повернулась и пошла в гору по лугу, к своей фабрике. Я не посмел сделать и шагу за ней. Даже смотреть вслед не решился.
Я подобрал брошенный ею стебелек. Посмотрел на горы. Всю гряду затянула синяя дымка, кое-где даже черноватая. Наверное, там, в горах, идет дождь. А может быть, и снег идет, бушует горная вьюга, с грохотом низвергаются по крутым склонам лавины. Такое случается в горах часто. В долине теплынь. Солнце совсем уже почти летнее. А в горах скоро начнется таяние снегов, лавины сорвутся с цепи, реки долин станут многоводными, сумасшедшими.
Пусть не видно Казбека, пусть там бушует вьюга. Здесь, в долине, хорошо, тепло, как не было никогда в жизни.
Мне ничего от тебя не надо, девушка. Ты мне все уже дала: ты — здесь.
Чтобы сократить путь в цех, я пробежал через стадион, через двор заводского ПТУ и перелез через кирпичный забор.
Тут, за котельной завода, такой глухой угол, что сюда редко заглядывают в дневное время охранники-во́хровцы. Этот пустырь зарос травой, лишь кое-где торчат хилые деревья нашего молодого сада.