Работа как работа. Однажды дедушка решил отвоевать у горного склона за аулом кусочек земли для картофеля. Я тогда еще был мальчишкой. Дедушка заставил меня целую неделю стаскивать камни в кучи.
Такая же работа и здесь, в колодце. Надо втянуться, поймать ритм. Настроиться на выносливость.
Все-таки необычная работа. Есть в ней риск или то, что наш Хасан любит называть с трибуны «романтика труда»: то и дело ждешь, что сорвется сверху не камешек, а булыжник. Вывалится из стенки колодца и приплющит меня вместе с этой ржавой вываркой.
Я считаю, что голова у этого Бадави есть. Здорово он придумал, как обходиться без помощника. У нас на заводе такого человека сразу бы в рационализаторы записали.
А из меня рационализатор никогда не получится. Помните, я вам говорил о поручении Тани, нашего заводского технолога? Я этот колпачок, в котором никак не удается быстро пробивать боковые отверстия для крепления, уже сто раз вертел. И в сборке, и по частям. Башир ругается, что я развернул в комнате мастерскую. «Визг сверлилки мне и в цехе надоел», — сердится он…
Я дергаю веревочку и слышу, как наверху вываливаются за сруб камни. Автоматика! Нет там помощника? Обойдемся без него.
Что-то это словечко из трех букв — «без» — не дает мне покоя. Не получаются отверстия в колпачке? Обойдемся без них. Без!
У меня даже сердце замерло от такой мысли. Будто в пропасть заглянул.
Эту мысль еще надо здорово обдумать. Не будет отверстий — не будет винтов, это ясно. А что же взамен винтов? Вот это и надо обдумать. Права Таня: посторонний человек иногда смелее смотрит на вещь, которая для хозяина привычна. Слесарь-сборщик молиться готов на эти боковые винты колпачка. А мне, постороннему, бояться нечего. Представляю, как удивится Таня моей технической смелости.
Что мне Таня? Я теперь на все на свете глазами Кейпы смотрю. Спросит она у меня когда-нибудь, есть ли в моей жизни романтика, а я ей отвечу: «Я усовершенствовал колпачок!» Она расхохочется. На голове у человека яичный колпак, а вся его романтика — колпачок…
Стать бы первым, самым первым в чем-нибудь — вот это была бы романтика.
Токарь, конечно, тоже может стать самым первым. Хотя бы самым лучшим на заводе, а потом и в стране. Но этого надо добиваться очень долго. Тем более, что требования растут и растут, за ними не угонишься. Я слышал, в Киеве или еще где-то передовиков завода определяют через ЭВМ. Закладывают в программу электронно-вычислительной машины 78 показателей на каждого станочника, и машина выводит, кто самый лучший, кристальный передовик. 78 показателей! Неужели у человека столько качеств можно насчитать? На Украине насчитывают. Да если это и к нам дойдет, у нас руки все опустят. Марзи ворчит, что ингуш не любит долго ждать. Нам все подавай быстро. Так это или не так, но кто захочет ждать, пока станет самым лучшим по семидесяти восьми показателям?
Мне лично может помешать еще и застенчивость. Не люблю я быть на виду. Пока доберешься до самой вершины, умрешь от смущения: твое фото на доске Почета, потом портрет в газете, потом тебя по телевизору покажут, потом лозунги развесят — «Равняйтесь на Шамо Асланова, лучшего из лучших!»
Совершить бы что-нибудь такое, чтобы стать знаменитым сразу, в один день. Такая слава может прийти к тебе только при полете в космос. Или же в армии. Даже в мирное время.
…Здесь, в могильной сырости и тьме колодца, я представляю себе подвиг. Наш полк на ученьях в горах Закавказья. Перевал высотой три тысячи с половиной. Форсируем ледяной склон. Альпинистские кошки на ботинках. Наша рота уже прошла по этому страшному даже для меня, горца, скату. Лежим, укрываясь от порывов снежной пурги, смотрим на ледяную крутизну и не верим, что мы могли ее пересечь.
Теперь наискосок через склон идет другая рота. Ее командир, высокий и сутулый капитан, карабкается пониже цепочки своих солдат. Словно хочет показать им: «Не бойтесь, я вас всех удержу своим телом, если сорветесь на этой крутизне».
А сам тоже боится, это же видно со стороны. Нет-нет да и проводит взглядом льдинки, которые выкрашиваются из-под его «кошек» и летят к самой пропасти, вздымая снежную пыль.
Я лежу отдыхаю у края ледяного склона, смотрю на капитана и его роту снизу вверх. Мне хорошо видно, что капитан неправильно ставит ноги. Не тот угол его ступни делают. Нога делает упор не на все зубья «кошки», понимаете? Сразу видно, что этот капитан в горах никогда не жил. А степной человек всегда боится гор, каким бы он смелым ни был и как его ни учи скалолазанию.