Когда мои попытки донести до него смысл моей миссии закончились позорным провалом, он вызвал одного сотрудника, прекрасно говорившего по-английски. Я начал рассказывать про великих БИТЛЗ, но тут в комнату ворвался официант и возбужденным голосом стал что-то говорить по-немецки. Я подумал: «Уж не налет ли полиции?» — в нашем деле это обычная история, — и срочно убрал пленки назад в портфель.
Но я зря волновался. Полиция была тут ни при чем. Просто маленькая неприятность с одним посетителем. Маленькая? Официант оставил дверь открытой, и мне было видно, что происходит там, в глубине. На полу лежал человек. Ему приходилось крайне туго: толпа официантов и вышибал, окружив его плотным кольцом, избивала его ногами. Делали они это спокойно, бесстрастно, с типично немецкой деловитостью. Несчастный не сопротивлялся.
Конечно, Ливерпуль меня закалил, но все равно мне стало дурно при виде этой жестокой расправы. Что бы он там не натворил, но сейчас он был беспомощен и не мог представлять опасность. Бруно Кошмидер придерживался иной точки зрения. Его глаза загорелись огнем возбуждения. Воинственный пыл охватил его. Рывком выдвинув ящик стола, он вытащил оттуда толстую дубинку из черного дерева. Для калеки Бруно оказался очень подвижен и проворен. Наверное, это осталось у него с тех времен, когда он работал в цирке и должен был уметь увертываться от ведер «краски», которой клоуны всю дорогу обливают друг друга. Размахивая дубинкой, он, прихрамывая, побежал к месту происшествия. Прибежав туда, он крикнул, чтобы все расступились, что и было сразу исполнено с дисциплинированностью хорошо вымуштрованных солдат. Ринувшись в образовавшуюся брешь, Бруно набросился на несчастную груду мяса, лежавшую на полу, и обрушил на нее град ударов своей дубинкой. Я понял, что с этим человеком ссориться опасно. Закончив «работу», экс-клоун велел убрать с пола то, что там оставалось.
Да, в этом городе надо быть очень, очень осторожным. Наш Гарстон-Бас в сравнении с ним выглядит прямо, как сад отдыха. Кошмидер вернулся в офис. Я снова вытащил пленки из портфеля. «Извините за это, — сказал он через переводчика. — Но вы понимаете: в нашем деле без этого не бывает.» Да, тут он был прав, ничего не скажешь. Бруно сел и стал вытирать кровь на дубинке. Потом он заботливо положил ее назад в ящик стола и удобно откинулся в кресле. Единственным свидетельством его недавних доблестных усилий была маленькая капелька пота, сверкавшая на верхней губе. Я пустился в рассказ о ливерпульской «сцене», о группах, клубах, и, конечно, о своей роли в этих делах. «Я — менеджер лучших в мире бит-групп», — скромно сообщил я. Это мой принцип: если надо что-то продать — продавай, но продавай по большому счету. Бруно спросил: «Они не хуже Томми Стила?» Бедный Томми. В тот день я смешал его с грязью. «Кого? Томми Стила? Да это же фуфло! — с отвращением сказал я. — Ну вы и скажете тоже! Да он им в подметки не годится!» Впоследствии я пересказал эту сцену Томми Стилу, и мы оба хохотали до упаду. «А Элвис Пресли?» — спросил Бруно. «Что? Элвис Пресли? Да это же ничто по сравнению с моими группами, особенно с БИТЛЗ!» Бедняга Элвис! Он попал в одну компанию с поверженным Томми Стилом. «Да вы только послушайте их! Они будут следующей большой сенсацией после Zip Fastener.»[4] «Zip Fastner? — переспросил Бруно. — Это что, такая группа?» Нет, Бруно, приятель, это просто такой речевой оборот.
Бруно оживлялся все больше и больше. «Если его ребята лучше Элвиса Пресли и Томми Стила, то я на них здорово заработаю», — наверное, эта мысль вертелась у него в голове. Чтобы это оживление, не дай бог, не прошло, я указал ему на то, что его тутти-фруттиевая группа в Ливерпуле не продержалась бы и двух минут. Они никуда не годятся. Это пародия. Пятно на доброй репутации поп-музыки. А вот если он вместо них возьмет моих ребят, публика будет прыгать все время, а не только когда включаются джук-боксы, а так называемый «бэнд» берет перерыв. «Вы сколотите целое состояние[5], — сказал я. — Вот увидите. Огромное состояние.» «Йа?» «Йа, йа, яволь», — подтвердил я. Еще не слышав мои пленки, Кошмидер перешел к финансовым вопросам. Сколько я хочу за свои потрясающие группы? Я сказал, что рассчитываю на 100 фунтов в неделю и оплату транспортных расходов на переезд из Ливерпуля. Он не возражал. Наконец, ему захотелось послушать эти самые группы, которые я превозносил до небес.
«Музыка — здесь?» — спросил он, похлопывая по лежавшим на столе пленкам. «Да, здесь. У вас есть магнитофон?»
Да, у него был — роскошный «Грюндиг». Итак, теперь он сможет своими ушами услышать поразительный звук Мерсисайда. Ты помнишь, дорогой читатель, что я поручил Битлам и другим ребятам записать свои песни на пленку, а сам ушел на деловую встречу? Помнишь, я писал, что мне надо было бы остаться и самому проследить за ходом записи, плюнув на встречу с бухгалтером? Но я этого не сделал. Идиот! Вы, конечно, догадались уже, в чем дело.