В зал, будто эти аплодисменты были сигналом, вошла сестра Иулиания (или Елевферия?, если бы ещё знать, как их различать между собой!), включила компьютер, медиа-проектор, повернула вертикальные жалюзи на окнах и запустила учебный фильм, посвящённый состоянию православия за рубежом.
- Выключите сами, - сказала она только перед тем, как вновь уйти, и это были первые произнесённые ей слова.
Фильм оказался более дельным, чем спонтанный доклад, однако рисовал ситуацию в несколько мрачном свете. Вторую часть, о бедах православия на мятежной Украине, глядеть было особенно тягостно. Смотрели его все по-разному: девушка конспектировала, Олег - уставившись на экран и не отрываясь. Монах дремал. Писатель что-то строчил в своём блокноте, не поднимая головы. Жером часто моргал, то ли расчувствовавшись, то ли оттого, что непривычный свет резал глаза. Фильм закончился через час с небольшим. Ещё несколько минут посидели молча под властью впечатления от невесёлых картин, пока Лиза не догадалась развернуть жалюзи, впустить солнечный свет.
- Спасибо, - тихо поблагодарил Артур.
- Надо избрать председателя собрания, - первым нашёлся Максим. - А то будем галдеть без всякого порядка, что, не так?
Председателем собрания тут же избрали самого Максима, а секретарём, к некоторому удивлению последнего, - Артура. Хотели сначала возложить секретарство на писателя, но тот взял самоотвод. ('Нет, дорогие мои, увольте, у меня почерк курицын! Вот, взгляните! - он продемонстрировал всем в раскрытом виде свой блокнот. - Разве кто-то может это прочитать?' Прочитать действительно никто не мог.) Председатель предложил высказаться о проблеме желающим и, так как желающих сразу не нашлось, заговорил сам:
- Кадры очень мрачные, да, но ведь это всё - не только про Украину, правда? Проблема шире. Вопрос - о развитии православия не только на Украине, и не только во Франции, при всём уважении к Жерому, а в Китае, Японии, даже в каком-нибудь, прости Господи, Таиланде, куда мы привыкли летать за весельем с бабами... 'Мы' - это образное выражение, не смейтесь! - а нужно летать с миссией и с проповедью! Вот как надо смотреть на вещи!
- Очень оно им сдалось, в Таиланде, - пробормотал инструктор медитации, сдерживая улыбку.
- Что, извини? - не понял Максим.
- Нет, ничего, посторонняя реплика. Едва ли традиционно буддийским странам очень потребно православие.
- Это, извините, всё слова, - с прохладцей заговорил Олег. Обращался ко всем и к каждому в отдельности он до сих пор на 'вы', отчего-то звучало это ещё более неродственно, ещё более жутковато, чем если бы он всем тыкал. - Слова и абстрактные рассуждения. Которые далеки от правды жизни. А правда жизни знаете в чём? В том, что прямо сейчас русский мир в опасности. И на русской земле - русской, подчёркиваю! - гибнут русские люди! И церковь своей позицией могла бы защитить идею Русского мира. А вместо того знаете что она делает? То есть отчего 'она' - мы делаем, мы все? Мы уподобляемся фигуре на картине, которую нам показал отец, виноват, брат Евгений. Пилата, Пилата, не Христа!
Максим пожал плечами.
- Я не претендую на истину, - ответил он. - Здесь, думаю, никто не претендует на истину, по понятным причинам. И не надо на нас давить авторитетом и пафосом народности... народничества... чёрт! ('Чёрта' предпочёл никто не заметить.) Я не понимаю: что, православие существует только для Русского мира?
- Да, - ответил Олег с изумлением, будто поражённый, что кто-то вообще может задавать этот вопрос. - Да, да, да! Это - способ выживания нации, причём один из способов! Это - идеологический хребет, причём один из хребтов, вроде ленинизма, вроде Победы, вроде всего прочего, что позволило нам выжить в истории! А если оно не служит таким хребтом - на кой оно вообще нужно?
- Я, конечно, ничего не понимаю, - неожиданно заговорила Лиза. - Я на фоне всех вас - человечек маленький, глупый и непросвещённый. Но всё-таки: может быть, мы хотя бы здесь обойдёмся без политики?
- Не обойдёмся, - буркнул Максим. - Мой день, четверг, посвящён 'православию и политике'.
- Но хотя бы до четверга? Эту политику, это братоубийство и без того льют нам на голову каждый день, страшно это смотреть и слушать! Какой-то кровавый цирк, про который мы все устали ждать, когда он закончится! Я девочка, в конце концов, я не хочу каждый день начинать как героини повести Бориса Васильева: пятеро девчат против шестнадцати немцев! Я хочу...
- '...Кружевные трусики и в ЕС', - закончил Олег без тени улыбки.
- Что? - испугалась Лиза.
- Тот, кто не интересуется политикой, - сентенциозно изрёк брат Евгений, - должен быть готов к тому, что политика будет интересоваться им.
- Верно, - подтвердил Олег. - А от себя добавлю, что такой подход к событиям возле наших границ и внутри наших исторических границ - это подход страуса, который прячет голову в песок.
- Это я, значит, страус? - обиделась, наконец, Лиза по всей совокупности: и за 'страуса', и за 'кружевные трусики'. - Ну, спасибо! Отчего разу не курица? Ко-ко-ко!
- Друзья и коллеги, совсем не обязательно переходить на личности, - пробормотал Артур.
- Проблема разделяется на несколько, - снова заговорил Максим, обращаясь ко всем тоном терпеливого учителя, который объясняет очевидное непослушным детям. - С одной стороны, православие должно развиваться и идти в те регионы, в которых его никогда не было, в условную Камбоджу, скажем так. То, что называется миссионерством, усилий к которому, видимо, прилагается недостаточно, и мы можем это отразить в итоговых пожеланиях. С другой стороны, православие должно сохранить себя в условном 'русском мире', там, где поднимают голову всякие филареты и прочие неприятные персонажи. Это две проблемы...
- А вы знаете, что говорил отец Павел Флоренский по этому поводу? - внезапно спросил Сергей Коваленко.
- Нет! - ответил Максим честно и с некоторым испугом.
- Он говорил буквально следующее: 'Прежде чем учреждать миссию для инородцев, нужно учредить её для студентов духовных академий', - пояснил писатель с весёлыми огоньками в глазах.
- Как отлично сказано, - пробормотала Лиза. Никто больше не пожелал комментировать слова русского религиозного философа.
- ...Две проблемы, и решать их нужно по отдельности, - вновь ухватил председатель нить разговора.
- Извини, Максим, я с тобой не согласен, - мягко возразил Артур.
- В чём это? - поразился церковный староста.
- В том, что это - две проблемы. Братья и сёстры, неужели вы не видите, что это две грани одной проблемы? Ради чего православие идёт в те регионы и страны, где его никогда не было? Ради проповеди слова Христова или ради роста политического влияния России? Ради просвещения невежественных или ради того, чтобы пришить когда-то в будущем к 'русскому миру' ещё одну область? Если ради первого - отчего нас заботит скорость миссионерства? Эта проповедь совершается во благовремении, для тех, кто желает её услышать, и вовеки она не совершится насильно, как невозможно и возрастание сознания... возрастание души во Христе ускорить насильно! Если же мы хотим второго - то я, к примеру, не белоручка, я не собираюсь прятать голову в песок, в чём нас здесь упрекали, я не собираюсь, да и не могу жить вне нашего исторического времени, но неужели мы не понимаем, что не одни мы такие хитроумные, и что не мы одни изобрели способ защиты политических интересов руками религии? Отчего нам не приходит в голову, что и другие могут изобрести эту тактику? Так и появляются 'патриархи филареты' и прочие деятели! И даже когда мы отбросим политику: рост церкви ради самого роста ведёт ровно к тому же самому! Мы видим в церкви орудие духовного возвеличения человека или просто одну из организаций, которая обеспечивает своим сотрудникам относительно безбедную жизнь? Если последнее - конечно, мы будем стремиться к росту ради роста, к расширению ради расширения. Но почему тогда лютеранам, баптистам, раскольникам, или вот, например, 'филаретовцам', киевскому патриархату то есть, не стремиться ровно к тому же самому, если они тоже хотят вкусно есть и сладко спать? Это одна проблема, дорогие друзья, одна и та же, а не две!