ольших листах с печатями был запечатлен тайным письмом Итурсаэта, принятым в политической полиции, каждый сделанный им шаг, каждое сказанное слово. Сеньор Эусебио ждал появления дона Леона, так как Тадео сообщил, что тот зайдет в этот день поутру отметиться. Офицер просматривал бумаги и подчеркивал отдельные фразы, постукивая себя то и дело по носу кончиком пера; время от времени он закрывал глаза, чтобы лучше следить за ходом своих мыслей. Орест или не Орест? Если верить древним предсказаниям, то нет. Кроме того, люди перестали бояться и ждать кровопролития как единственного средства освобождения от пут ужаса. По предположениям, Орест войдет в город ночью и немедленно даст знать о своем приезде Ифигении; слухи и туманные намеки должны подготовить ее к приезду брата. Во-вторых, принц придет в город с оружием в руках. В-третьих, он спрячется во рву. Раньше, когда появлялись лже-Оресты, Эусебио не сомневался в их невиновности, но, однако, верно нес свою службу. Иногда идея, положенная в основу политики, заставляет государственную машину работать бездумно, лишь ради самой себя; и тогда этот принцип создает свою собственную реальность, а мы становимся его рабами, бесплотными призраками. Головы летят с плеч вовсе не потому, что они — головы, то есть мозги, способные направить убийственную руку, а лишь потому, что исключения подтверждают правило, продиктованное свыше. С другой стороны, прогулки по городу таинственного чужестранца порождали нездоровое любопытство, и кое-кто вспоминал уже историю Ореста. Жив ли принц вообще? Эусебио хранил аккуратно подшитые сведения об инфанте. Его сестра вспоминала о нем как о тихом, молчаливом ребенке, который строил замки из цветных кубиков или проводил целые часы в задумчивости, положа руки на меч и устремив взор на отцовскую корону. Мать считала его неисправимым шалуном, неслухом и непоседой, мечтавшим лишь о приключениях в далеких странах да рисовавшим без конца корабли на стенах. Одни свидетельства никак не вязались с другими: показания кормилицы и первого учителя не имели между собой ничего общего. Кто-то говорил о веселом, беззаботном, открытом и благородном мальчике, кто-то — о скупом лицемере, любящем только лесть. Когда Орест исчез, от тайных агентов тоже приходили самые противоречивые вести: то будто бы он сделался странствующим рыцарем, то будто не пропускал ни одного борделя. Один и тот же человек не мог ходить в церковь по семь раз на дню и ночи напролет играть в карты, раздавать на скачках золотые монеты и сидеть в долговой яме; клясться жить на хлебе и воде, пока не отомстит, и пить запоем, чтобы забыться. То получалось, что его хотели женить на сирийской принцессе, то вдруг якобы принц оказывал явное предпочтение мужскому полу — как все это совместить? Имей я вкус к политической карьере, думал Эусебио, то мог бы весьма преуспеть, сообщая Эгисту сведения о несчастьях и дурных наклонностях Ореста, а Ифигении — о прекрасных, благородных подвигах и достойных поступках ее брата, зерцала всех принцев, живущих в изгнании. Но офицер отлично чувствовал себя в конторе, принимая в домашних тапочках иностранцев и живя спокойной жизнью: отпуск в сентябре на берегу моря, свидания с хорошенькой вдовушкой раз в неделю, мягкая постель каждый вечер, как только в церкви прозвонят в колокола и сотворят молитву, если только он не отправлялся в тот день в театр. И надо же было этому чужестранцу приехать сюда и спутать все карты! Следует ли задержать его как нового лже-Ореста? Он ни разу не назвался принцем, и сделать так — означало вернуться к дням подозрительности и животного страха перед появлением мстителя. Случался ли тогда у женщины выкидыш, скисало ли вино, обрушивался ли на остров циклон или какая-нибудь болезнь — во всем люди видели страшное знамение; даже если кто-то падал со строительных лесов или скоропостижно умирал, причину искали в том же. Было время, когда в городе совсем исчезла в лавках черная ткань, и, как оказалось, случился сей дефицит потому, что один путешественник сказал на ухо какому-то лавочнику, будто видел на границе Ореста, который направлялся в город и грозил заставить всех носить траур по своему отцу. Все оптовые торговцы тут же припрятали свой товар. Нет, не надо задерживать этого Ореста, то есть лже-Ореста. Уж лучше пойти на риск пропустить настоящего принца, но ведь такой шанс один из тысячи. Если он будет вести себя вызывающе, в тавернах и цирюльнях не прекратятся пересуды, тогда можно посоветовать ему покинуть город. К этому решению пришел сеньор Эусебио как раз в тот момент, когда его помощник объявил о том, что дон Леон явился и ждет аудиенции. Офицер бросил все документы обратно в ящик и велел впустить чужестранца.