- Все? - спросил Дэвид.
- Да, - ответил адвокат. Голос его, казалось, потерял торжествующую уверенность.
- С вашего позволения, ваша честь, я не стану даже снимать повязку. На листке бумаги написано: "Рыжая лиса перепрыгнула через забор. Точка. Шесть плюс три - девять. Точка. "Янки" вчера проиграли "Кардиналам". Добавлю только, что я благодарен обвинению за то, что оно сообщило мне результат вчерашнего матча. Я не читал газет и огорчен, что нью-йоркская команда снова проиграла.
Дэвиду показалось, что гул мыслей в зале стал однотонным, будто содержимое всех этих голов застыло, загустело и потеряло способность двигаться.
Судья близоруко поднял листок бумаги к глазам и, не веря себе, запинаясь, прочел:
- "Рыжая лисица перепрыгнула через забор. Шесть плюс три - девять. "Янки" вчера проиграли "Кардиналам" Удивительно, - пробормотал он после томительной паузы. - Ничего подобного я никогда не видел. Обвинение, у вас есть еще вопросы?
"Как можно вести процесс, - крутилось в голове у адвоката, - если противник знает, что ты думаешь? Он знает все, что думаю я, что думает Китинг. Чудовищно! Но надо что-то говорить".
- Вы сами видите, - начал он, - защита воспользовалась своей странной способностью, чтобы прочесть мысли моего клиента. - Голос его вновь окреп. Разве это не кража? Разве наши головы чем-нибудь отличаются от наших сейфов?
- Вы, наверное, набожный человек? - перебил Дэвид.
- Да, но...
- Разве вы не помните заповеди "Не обмани"? Прятать свои мысли - значит говорить не то, что думаешь, лгать. Вы считаете, то невозможность солгать представляет угрозу для самого существования нашего общества, не так ли? Значит, мы живем ложью и держимся ложью? И все чаше правосудие призвано защищать эту ложь? Но если я нарушил профессиональную тайну узнав мысли Руфуса Китинга, то генерал, выдавший секретные планы Пентагона за пятьдесят тысяч долларов...
- Я протестую! - крикнул Китинг.
- Ваша честь! - повысил голос адвокат.
- Протест принят. Защита, говорите по существу дела.
- Вот вы, ваша честь, подумали сейчас, что я могу узнать, о чем вы думаете. - Дэвиду казалось, что это говорит кто-то другой, и за этого другого он чувствовал гордость. - А ведь вы - совесть страны, ее неподкупные судьи.
- Защита! Я лишу вас слова.
- Кончаю, ваша честь. Я знаю, о чем вы сейчас думаете: как замять скандал, как не впутать в это дело сенатора Трумонда и Пентагон. Я даже знаю, о каком приговоре вы думаете.
- Мистер Росс, я настаиваю, чтобы вы замолчали. Я обвиняю вас в неуважении к суду!
Адвокат, наклонившись к Руфусу Китингу, о чем-то шептался с ним.
- Ваша честь, - сказал он, - ввиду странных обстоятельств этого дела обвинение пробит отложить процесс.
- Просьба принимается, - сказал судья, и Дэвид услышал, как паническая карусель его мыслей начала замедлять вращение.
"Ну и ну, - подумал судья, - еще минута, и я бы рехнулся... Кто бы мог вообразить такое?"
ГЛАВА, В КОТОРОЙ ПРАВОСУДИЕ ОТВОРАЧИВАЕТСЯ ОТ ДЭВИДА
Дэвид возвращался на Лонг-Айленд. Возбуждение схватки, охватившее его вчера на процессе, прошло, и теперь его осаждали тревожные мысли. Он чувствовал вокруг себя какую-то зловещую пустоту, угрожающий вакуум и не знал, откуда ждать удара. Уже темнело. Он не спеша шел мимо аккуратных особняков и думал: куда бежать, куда скрыться от враждебной пустоты? Кто теперь набросится на него, с какой стороны? Человек, читающий мысли! Он видит вас насквозь! Ату его, господа! Сохраним безопасность своих мыслей. Отстоим наше святое право на ложь! Держи его, держи!
- Эй, приятель! - услышал он чей-то голос из стоящей возле тротуара машины. - Не найдется огонька?
- Пожалуйста, - машинально сказал Дэвид, доставая зажигалку и наклоняясь. В то же мгновенье он услышал взорвавшуюся в его сознании чужую мысль: "Сейчас. Правая рука у него в кармане".
Прежде чем Дэвид успел сообразить, что делает, он уже обернулся и резким ударом правой руки сбил стоящего сзади человека с ног. Он почувствовал, как под кулаком что-то хрустнуло.
Второй, выскочив из машины, бросился на Дэвида. Дэвид ударил его ногой в лицо, и тот, падая, увлек его за собой. Тяжелый удар оглушил его, но он смутно почувствовал, как его вталкивают в машину.
"Вот и все", - вяло и безразлично подумал он. На мгновение он пришел в себя от тонкой, пронзительной боли. "Укол". Он быстро проваливался куда-то во мрак. Темнота все густела и густела вокруг, пока он перестал ощущать и ее.
Дэвид очнулся от ощущения невыносимой жажды. Язык, сухой и распухший, с трудом помещался во рту; когда он попытался облизнуть губы, ему показалось, что он провел напильником по наждачной бумаге. То, что он чувствовал, никак нельзя было назвать болью. Боль в какой-нибудь части тела только тогда воспринимается как боль, когда не болит все тело, Дэвид же весь состоял из боли, он был набит ею, как чучело опилками.
Мысль о том, чтобы повернуться на другой бок, согнуть руку или ногу, даже не возникала у него. Он не мог даже заставить себя открыть глаза. И снова забыться он тоже не мог. Он попытался было сообразить, где он, что с ним произошло, но вялые, спотыкающиеся мысли, словно дряхлые старики, присаживающиеся отдохнуть через каждые несколько шагов, никак не могли выстроиться в шеренгу умозаключений.
Дэвид не знал, сколько часов, дней или лет он провел в оцепенении ожидания. Но, наконец, он почувствовал, как жизнь возвращается в его тело.
Он смог открыть глаза. Слабая лампочка без рефлектора висела под самым потолком - жалкое пятно в полумраке. Дощатые стены без окон, никакой мебели. Дэвид лежал на полу. "Привезти за свой счет скромного человека за город и предоставить в его распоряжение целый сарай - да здравствует наш верный старый Стью!" - подумал Дэвид и даже обрадовался, что это получилось у него.
Огромным усилием воли Дэвид заставил себя встать на колени. Тошнота душащим ватным тампоном поднялась по пищеводу. Рвота обессилила его, и он снова упал. "Как они все заботятся о моем сне, - подумал он. - И в Лас-Вегасе и теперь здесь. Эти ребятки сенатора - надежные "патриоты" с пистолетом в одной и со шприцем в другой руке. Как бы они все хотели, чтобы я крепко уснул, желательно даже вечным сном..."
Он прислонился к стене, опустил голову на колени. "Клер, бедняга... Семейный уют, чувство безопасности после ее пьяных поклонников в Лас-Вегасе... Хороший же он для нее муж, ничего не скажешь". Он поймал себя на том, что подумал о Клер как о своей жене. И тут почувствовал такую томящую нежность к ней, какую никогда не испытывал к Присилле. Присилла - как она вела бы себя теперь? Она возникала в его воображении то в кокетливом передничке на кухне, то со стаканом мартини в гостях, то даже в объятиях Тэда. Но увидеть ее в том мире, где он был с Клер, он просто не мог. Спать с Тэдом и говорить с Дэвидом о свадьбе - это она могла, это респектабельно, но удрать с ним, не захватив зубной щетки - фи, как в дурном фильме!.. Бежать нужно с зубной щеткой, с целым чемоданом зубных щеток и с чемоданом тэдов. В одном - зубные щетки, в другом - тэды.
Дэвид не заметил, как задремал и сполз на пол.
Едва войдя в номер "Стэтлера" в Вашингтоне, Клер открыла телефонную книжку. Трамберт, Трекли, Тримбо... Ага, вот он! "Трумонд Стюарт - сенатор Соединенных Штатов Америки от..." Она с трудом поймала сигарету в пачке, прикурила и, лишь затянувшись, набрала номер.