— Наверное, вы правы, — ответил я. — Но я не могу представить себе вашу нравственную сущность. В конце концов, вы живете среди нас, видите наши страдания, неправду, насилие, видите, как иногда, несчастные и беспомощные, мы не можем вырваться из магического круга своего невежества, ясно сознаете, что вам так легко помочь всему, что несет добро и справедливость, но не делаете этого. Не угрожает ли это вашему собственному существованию?
Он посмотрел на меня как-то по-особенному.
— А если в нашей нравственной сущности гораздо больше разума, чем чувств?
— Мне трудно это предположить, — сказал я. — Если ваша цивилизация намного совершеннее нашей, такой же должна быть и ваша нравственность. Не может быть, чтобы вы примирились, например, с войнами. Представьте себе, что завтра над человечеством нависнет угроза атомного уничтожения. Неужели вы и тогда нам не помешаете?
— Разумеется, нет! — ответил он твердо. — Вы сами должны пережить кризис. Если мы помешаем вам искусственно, вы не выработаете иммунитета и в следующий раз погибнете от еще более страшной катастрофы.
Я печально покачал головой.
— Это логично!.. Но все же я не могу с этим согласиться. Почему вы не поможете нам хотя бы избавиться от страданий, в которых мы сами не виноваты?.. Избавьте нас хотя бы от рака…
— Я уже сказал вам, — ответил он, слегка нахмурившись. Это решение тех, кто совершеннее меня, они знают, что вам нужно… И я не имею права ничего изменить…
Именно тут заманчивая мысль пришла мне в голову:
— Тогда помогите хотя бы моему другу… Согласитесь, что один-единственный случай вмешательства не может изменить пути человеческого развития.
Незнакомец молчаливо откинулся на спинку стула. Мне показалось, что он колеблется, но я ошибся.
— Нет, я не имею права сделать это! — сказал он, слегка нахмурившись.
— А почему же вы помогли мне?.. Почему избавили от смерти меня?
— В тот момент я вообразил, что в этом будет моя вина… А я, естественно, не имею права быть виноватым.
На дворе уже стемнело, а в комнате все еще было светло, как днем. Но тогда я не обратил даже на это внимания.
— И все же вы вмешиваетесь в земные дела, — сказал я. — Я напишу обо всем, что произошло сегодня.
— В одно мгновение я мог бы стереть в вашей памяти все связанное с нашей встречей, — улыбнулся он.
— Вы это сделаете?
— Разумеется, нет… Пишите, что хотите… Все равно вам никто не поверит…
Это было последним, что я запомнил из нашего разговора.
Проснулся я на рассвете. Оказалось, что, не раздеваясь, я заснул в кресле, на котором сидел вчера вечером. Или, вернее, был усыплен. Незнакомец накрыл меня пледом и, конечно, исчез. Но я все помнил — он не посягнул на мою память. Я встал и открыл окно. Было тихо. Солнце еще не взошло. В глубине двора светились головки хризантем. Не знаю, в каком мире жил мой странный попутчик, но наш был сейчас необыкновенно красив.
Несколько дней прошли, как во сне. Я работал, конечно, но все, что появлялось на бумаге, казалось мне постным и безвкусным. Читал, но и это не помогало. Наконец, в воскресенье завел машину, медленно съехал по узкой колее на шоссе и почти бессознательно повернул налево, к санаторию. По мере приближения тревога во мне возрастала. Я миновал место, где чуть было не произошла катастрофа, но не остановился: меня сжигало внутреннее нетерпение.
Даже не помню, как я подъехал к санаторию. Когда я ворвался к доктору Веселинову, тот, как и в прошлый раз, сидел на своем обычном месте с рентгеновскими снимками в руках. Он посмотрел на меня с удивлением.
— Произошло невероятное! — воскликнул он.
Чувство огромного облегчения охватило меня.
— Что именно?
— Ваш друг выздоровел.
— Как выздоровел? — лицемерно удивился я.
— А вот так — взял и выздоровел. Вот снимок — будто бы никогда ничем и не болел… Словно у него легкие полностью обновились…
Мне не нужно было смотреть на снимки, но я продолжал свое:
— Не может быть! Наверное, вы что-то спутали…
— Как не может быть, когда это факт! — ответил он раздраженно. — Вторично снимки были сделаны под моим личным контролем.
Я счел благоразумным промолчать.
— Я сделаю сообщение. Мои коллеги будут ошеломлены.
— Вы не сделаете никакого сообщения, — усмехнулся я.
— Почему? — удивился он.
— Потому что вы сообщите факт, который не сможете объяснить…
Он поморщился, но промолчал.
— И во-вторых, что более важно, даже если вы и сообщите о факте, никто ему не поверит.
— Как не поверит? Но вот же снимки!..
— Снимки… Вы сами видели минимум двадцать снимков «летающих тарелок», но это не значит, что вы в них верите?
— Да, но у меня, опять же, есть выздоровевший человек…
— И это вам не поможет…
— Вы тоже не верите? — спросил он резко.
— Именно я верю… Но другие не поверят. Вы же научный работник и понимаете, что этого не может быть. Ваши коллеги сочтут вас сумасшедшим или мошенником… Причем второе более вероятно.
— Да, — сказал он с облегчением, — вы правы. Случай — еще не достоверный научный факт…
— А где же бывший больной?
— Недавно гулял в парке…
Я подошел к окну. Мой друг стоял возле куста и внимательно рассматривал какой-то предмет, который держал в руке.
— Ты что там делаешь? — крикнул я ему.
Он обернулся. Это было его прежнее лицо, лицо до болезни.
— Да вот — улитка…
— Немедленно положи ее на место. Слышишь?
— Почему?
— Говорю тебе, положи!.. Скорее!..
Не возражая, он стал осторожно закреплять улитку на ветке. Но когда отнял руку, улитка свалилась на землю. Он нагнулся…
ЦОНЧО РОДЕВ
Сокровища Лизимаха
(Перевод Т.Воздвиженской)
ИВАНУ ГЫЛЫБОВУ
На этом берегу находится и мыс Таризис, укрепленное место, где некогда Лизимах скрывал свои сокровища.
Согласитесь, что если мужчине тридцать два года, он научный сотрудник, археолог, и его звучное имя Камен Страшимиров значится по меньшей мере под десятком научных трудов, признанных весьма серьезными, то довольно неудобно называть его Дутиком — прозвищем далеких школьных лет. Дутик — звучит как-то несолидно и уж слишком напоминает о мальчишке, который когда-то был среди нас чемпионом по боксу. И все же, если бы не было таких верных друзей детства, для которых никогда не перестаешь быть просто Дутиком, никогда не довелось бы мне пережить необыкновенное приключение и увидеть фантастические сокровища, по сравнению с которыми гробница Тутанхамона — комната с детскими игрушками.
Но не будем больше философствовать — лучше я начну свой рассказ.
Итак, как раз два года назад, уже ближе к вечеру, когда я сидел у себя в кабинете, раздался телефонный звонок. Я взял трубку и услышал незнакомый голос:
— Эй, Дутик, это ты, старик?
Не сразу сообразив, как ответить на столь фамильярное обращение, я сказал:
— Камен Страшимиров у телефона. С кем я говорю?
— Ну, ну, хватит важничать, — засмеялись в трубке, — неужели ты забыл Мишо или шрам у тебя на голове уже совсем исчез?
Тут я, конечно, сразу все понял. Это был Мишо (или, если хотите, Михаил), мой одноклассник, с которым я шесть лет просидел на одной парте и которому обязан не очень украшающим меня шрамом на голове. Позднее, в университете, мы снова были неразлучны, хотя он изучал право, а я — историю. По окончании учебы он пошел работать в органы Народной милиции и вскоре получил чин капитана. Наши профессии были столь различны, что на протяжении нескольких лет, не ссорясь и не переставая быть друзьями, мы просто не встречались.
— Послушай, — сказал он после обычного обмена любезностями, — знаешь, что сделал бы я на твоем месте?.. Нет? Я вскочил бы в первый попавшийся транспорт, чтобы мгновенно очутиться у меня. Да, да, поводов больше чем достаточно…
В тоне его было что-то, такое, что неудержимо раздразнило мое любопытство. И уже через четверть часа я сидел напротив Мишо у письменного стола. Старый друг встретил меня очень сердечно, но начал говорить о чем-то незначительном, явно наслаждаясь моим нетерпением, которого я не мог скрыть.