Пилот объявил, что впереди сплошная облачность и что в Стокгольме моросит дождь и температура пятнадцать градусов. Мартин Бек погасил сигарету в пепельнице и спросил:
— То убийство, которым ты занимался десять дней назад, уже расследовано?
— Да.
— Ничего неясного?
— Нет. Если ты имеешь в виду психологическую сторону, то это совершенно неинтересно. Оба надрались сверх всякой меры. Тот, кто жил в этой квартире, поддевал другого, пока у того не лопнуло терпение и он не ударил того, первого, бутылкой. Потом перепугался и нанес ему еще двадцать ударов. Впрочем, ты ведь это уже знаешь.
— А что было потом? Он не пытался спастись?
— Да. Пошел домой и завернул в бумагу свою окровавленную одежду. Потом взял пол-литра денатурата и отправился под мост Сканстулсброн. Достаточно было подъехать туда и спокойно забрать его. Какое-то время он все отрицал, а потом начал хныкать.
Он помолчал и потом добавил, по-прежнему не отрываясь от газеты:
— У него просто не все дома. Сканстулсброн! Он вроде бы думал, что полиция не будет искать его там. В общем, поступил просто как умел.
Колльберг опустил газету и посмотрел на Мартина Бека.
— Вот именно, — сказал он. — Поступил просто как умел.
И снова углубился в газету.
Мартин Бек наморщил лоб, вытащил список, полученный от Колльберга, и снова прочел его. Он перечитывал его снова и снова до тех пор, пока они не оказались над Стокгольмом. Мартин Бек сложил бумаги и пристегнул ремень. Потом наступили обычные неприятные минуты, когда самолет швыряло порывами ветра и он скользил по невидимой горке. Палисадники и крыши, два прыжка по асфальту, и, наконец, Мартин Бек мог облегченно вздохнуть.
Ожидая багаж в зале, они обменялись несколькими фразами.
— Вечером уедешь из города?
— Нет, еще немного подожду.
— Странно все-таки с этим Матссоном.
— Да.
— Меня это раздражает.
Посреди Транебергсброн Колльберг сказал:
— А еще больше меня раздражает то, что я по-прежнему должен думать об этом дурацком деле. Матссон был мерзавцем. Если он действительно исчез, то человечество от этого только выиграло. Если он куда-нибудь смылся, его кто-нибудь рано или поздно схватит. Это не наше дело. А если с ним в этой Венгрии действительно что-то произошло, то это тоже нас не касается. Разве я не прав?
— Конечно прав.
— А что, если он теперь действительно исчезнет, словно под землю провалится. Это значит, что придется ломать себе голову над этим десять лет. Черт возьми, ну и работенка.
— Ты не очень силен в логике.
— Нет. Вот именно, — сказал Колльберг.
В управлении полиции было непривычно тихо и спокойно, ведь сегодня была суббота и, несмотря ни на что все-таки лето. У Мартина Бека на столе лежало несколько неинтересных писем и записка от Меландера:
«В квартире пара черных полуботинок. Старых. Давно не ношенных. Вообще ни одного костюма».
За окном ветер раскачивал кроны деревьев и бросал в стекла мелкие капли дождя. Мартин Бек думал о Дунае, пароходиках и порывах ветра с раскаленных холмов. О венских вальсах. О теплом нежном ночном воздухе. О мосте. О набережной. Мартин Бек осторожно ощупал шишку на затылке, вернулся к столу и сел.
Вошел Колльберг, посмотрел на записку Меланлера, почесал живот и сказал:
— Очевидно, это все-таки наше дело.
— Похоже на то.
Мартин Бек немного поразмышлял. Потом сказал:
— Ты отдавал где-нибудь паспорт, когда был в Румынии?
— Да, полиция забрала его у меня прямо в аэропорту. Я получил его обратно в гостинице приблизительно через неделю. Я видел, что он лежал в ячейке для писем несколько дней, прежде чем они отдали его мне. Это была большая гостиница. Полиция ежедневно привозила кучу паспортов.
Мартин Бек придвинул к себе телефон.
— Будапешт, 29—83—17, частный разговор, майор Вильмош Слука. Да, майор С—Л—У—К—А. Нет, в Венгрии.
Он снова подошел к окну и молча смотрел на дождь. Колльберг сидел в кресле для посетителей и разглядывал светлые полумесяцы на ногтях правой руки. До той минуты, когда зазвонил телефон, ни одни, ни другой не пошевелились и не произнесли ни слова.
Кто-то сказал на ломаном немецком языке:
— Да, майор Слука сейчас подойдет.
Звук шагов в управлении полиции на площади Ференца Деака. Потом раздался голос Слуки:
— Добрый день. Как у вас там, в Стокгольме?
— Дождь и ветер. И холодно.
— А у нас сегодня больше тридцати градусов, это уже многовато. Я только что подумал, не сходить ли мне в купальню «Палатинус». Есть что-нибудь новенькое?
— Еще нет.
— У нас тоже нет. Мы еще не нашли его. Могу вам чем-нибудь помочь?
— Сейчас, в туристический сезон, иногда случается, что иностранцы теряют паспорта?
— К сожалению, да. У нас всегда с этим хлопоты. К счастью, этим занимается не мой отдел.
— Вы могли бы оказать мне любезность и выяснить, заявлял ли какой-нибудь иностранец после двадцать первого июля об утере паспорта в «Ифьюшаге» или «Дунае»?
— Конечно, с удовольствием. Но как я уже сказал, этим занимается не мой отдел. Вас устроит, если я сообщу вам об этом до пяти часов?
— Можете звонить в любое время. И еще кое-что.
— Да?
— Если кто-то заявил об утере, как вы думаете, можно будет получить хотя бы какое-нибудь приблизительное описание этого человека? Хотя бы в общих чертах, как он выглядел?
— Я позвоню в пять. До свидания.
— До свидания. Надеюсь, вы еще успеете в купальню.
Он положил трубку. Колльберг подозрительно смотрел на него.
— В купальню? Слушай, в какую купальню?
— Серная ванна — сидишь в таких мраморных креслах под водой.
— Ага.
Минуту было тихо. Колльберг чесал в волосах и наконец сказал:
— Значит, в Будапеште на нем были синий блейзер, серые брюки и коричневые туфли.
— Да. И еще плащ.
— А в чемодане был синий блейзер?
— Да.
— И серые брюки?
— Да.
— И коричневые туфли?
— Да.
— А вечером перед отъездом на нем были темный костюм и черные туфли?
— Да. И плащ.
— И в квартире нет ни туфель, ни костюма?
— Нет.
— А, черт, — в сердцах сказал Колльберг.
— Вот именно.
Атмосфера в кабинете словно разрядилась, она уже не была такой напряженной. Мартин Бек порылся в ящике письменного стола, нашел высушенную старую сигарету «Флорида» и закурил. Так же как и его коллега из Мальмё, он пытался отвыкнуть от курения, однако не делал это с такой же решительностью.
Колльберг зевнул и взглянул на часы.
— Может, сходим куда-нибудь поедим?
— Почему бы и нет?
— В ресторан «У кружки»?
— Я тоже так думаю.
XXIII
Ветер стих, в Ваза-парке частые капли дождя тихо падали на двойной ряд киосков по продаже лотерейных билетов, карусель и двух полицейских в черных дождевиках. Карусель вращалась, и на одной из жестяных лошадок одиноко сидела девочка в красном пластиковом дождевике и платочке. Она ездила по кругу под сильным дождем и с важным видом смотрела прямо перед собой. Чуть в сторонке стояли под зонтиком ее родители и удрученно наблюдали за этим зрелищем. Из парка доносился свежий запах листьев и мокрой травы. Был субботний день и, несмотря ни на что, все-таки лето.
В ресторане чуть наискосок напротив парка было почти пусто. Тишину в заведении нарушало лишь слабое успокаивающее шуршание дневных газет в руках нескольких постоянных посетителей и приглушенный звук стрел, которые бросали в мишени в игровом зале по соседству. Мартин Бек и Колльберг сидели в буфете, в нескольких шагах от столика, где всегда заседал Альф Матссон со своими коллегами. Теперь за столом никто не сидел, но в центре стоял бокал с красной табличкой «ЗАНЯТО». Очевидно, она была там всегда.